Все это время я тешила себя иллюзией, что правила созданы для того, чтобы дать нам шанс преодолеть злую волю, захватившую эту больницу. Но это мой список, и он только охраняет меня от моих собственных демонов.
Кому-то суждено умереть. Казалось, это было очевидно.
Я бежала по коридору, следом за доктором Скритт и уборщиком. Бежала до тех пор, пока легкие не стали разрываться от боли.
какой-то момент я поняла, что уборщика с нами уже нет, по крайней мере физически. В любом случае, в палату, где сцепились Граулт и Фалхар, вошли только я и доктор Скритт. Фалхар всем весом пригвоздил Граулта к полу, а в руке у последнего был зажат до боли знакомый список.
Каждый из них был на полсотни килограммов тяжелее меня. Так что я просто замерла в дверях, понимая, что бессильна что-либо сделать.
Доктор Скритт, чья фигура была точной копией моей, протиснулась мимо.
– Эй! – крикнула она. – Немедленно прекратите это дерьмо!
– Но он взял мой…
– НЕМЕДЛЕННО.
Она резко развернулась и вышла.
Сначала противники никак не отреагировали.
Затем Фалхар медленно встал и отошел от Граулта, с трудом поднимающегося на ноги.
Я усилием воли стряхнула оцепенение и тоже повернулась, готовая уходить…
Я все еще знаю, что ты сделал, – просвистел позади меня шепот.
Я развернулась.
Доктор Граулт вперился взглядом в доктора Фалхара:
– Ты ненормальный! Ты ведь в курсе, правда? – снова прошипел он.
Фалхар рванулся вперед, и следующие несколько секунд слились для меня в неясном месиве.
И только через мгновение до меня медленно стало доходить, что я вклинилась между двумя мужчинами в попытке удержать Фалхара.
Он завопил:
– Пять лет назад я не убивал его, и с тех пор каждый день жалею об этом… – Он, с посеревшим лицом, силился найти слова.
Я обернулась и посмотрела на доктора Граулта, в ужасе прижавшегося к стене. Он был довольно корпулентным молодым человеком, а сейчас, благодаря этой испуганной физиономии, вдруг представился мне в образе жалкого карапуза, с дрожащим от страха щетинистым брюхом.
Я закатила глаза и впилась глазами в доктора Фалхара:
– Вы нарушили правило?
Он выглядел так, будто вот-вот разревется. Я понимала, что сейчас что-то в нем безвозвратно рушится… и меня это чертовски раздражало.
– Я бы, конечно, могла попробовать использовать более короткое предложение, чтобы вам было проще усваивать информацию, но мой вопрос и так состоял всего из трех слов, и попытка сократить его еще больше противоречила бы правилам языка и здравого смысла. – Едкие слова вылетали из моего рта, будто их произносил кто-то другой.
Я подумала о том аде за бесчисленными дверями и задалась вопросом, сколько же всего во мне выгорело.
– Я заглянул в палату 825, – пролепетал он. – Я…
– Вы увидели что-то из своего травмирующего прошлого, что спровоцировало появление стойкого запаха аммиака, намекающего мне, что вашу форму можно теперь только выбросить, – огрызнулась я. – Послушайте, – продолжила я более спокойным голосом. – Почему бы вам просто не пойти в комнату отдыха, выпить чашечку славного горячего кофе, выдохнуть и вернуться сюда, когда будете готовы к монументальной ноше в виде выполнения своих непосредственных обязанностей без неуклонной тяги к убийству кого-либо?
Он уставился на меня, по-идиотски раскрыв рот.
– Потому что если даже я смогла с собой справиться, то любой сможет. – Слова выплеснулись из моего рта, как грязная вода в недра канализации, оставив меня пустой, но очищенной.
Я обернулась и увидела отражение доктора Скритт в стеклянном шкафу.
Она улыбалась.
***
Шестеро из нас пережили первый год. Среди уцелевших оказался и Фалхар. Но не Граулт.
Люди, врачи и призраки прошлого появлялись и уходили. Большинство из них хранило ошибочную веру в постоянство своего присутствия здесь и было неприятно шокировано, когда очередной поворот колеса вдруг заменял их кем-то другим, столь же бесполезным.
Я терпела.
Не было никакого “озарения”, при котором я вдруг поняла бы, что хочу стать главным врачом. Не было даже такой мысли. Все шло своим чередом, и я постепенно осознала, к чему стремлюсь.
***
Прошли годы.
***
Больница Св. Франциска не перестала казаться странным, невозможным местом, но я приняла сознательное решение перестать пытаться ее понять.
Постепенно я увидела, насколько странными бывают человеческие существа. В таком контексте принять причуды больницы оказалось намного проще.
Я по-прежнему объявляла время смерти, выражала искренние соболезнования родителям, а затем немедленно кремировала их детей. Я никогда не поднималась на крышу. Спокойно игнорировала дверь под номером 1913, где бы она ни появлялась.
А еще я никогда не трогала чужие конфеты, потому что ну я же в конце концов не монстр.
***
Я сидела напротив доктора Скритт, открывающей благодарственное письмо от пациента, который был обязан жизнью ее мастерству ставить верные диагнозы. Несмотря на то, что оно было просто необъятным, она просто бросила листы в мусорное ведро, пробежавшись по строчкам глазами всего за пару секунд.
– Вы знали, что “Вивиан” означает “жизнь”? – спросила я.
Она фыркнула.
– Я есть то, что я делаю. Люди терпеть не могут эту реальность, и это единственная причина, почему они так рьяно привязываются к именам, игнорируя все остальное.
***
Очередной Переломный Момент неуклонно приближался. Он будто менял атмосферу, наполнял меня неясным предчувствием, как влажный воздух летом предупреждает о надвигающейся буре.
Я думала, что готова ко всему. Что доказывало, что некоторые уроки никогда не усваиваются.
Я шла все по тому же коридору, что и тогда, несколько лет назад. В тот день там было пустынно, и только знакомый уборщик разбавлял одиночество пустых стен. Я периодически встречалась с ним на протяжении всех этих лет, он совершенно не старел и редко разговаривал.
На этот раз, однако, он посмотрел прямо мне в глаза:
– Элли, пора делать выбор, – мягко произнес он.
Моя кровь застыла в жилах, а низ живота налился огненным свинцом. Он повернулся к стене, где не должно было быть никакой двери. Но она была. Стояла, слегка приоткрытая. Глубоко в старом дереве были выгравированы цифры, искаженные и потертые, будто много лет подвергались испытанию временем.
– Почему на ней номер 3191? – спросила я.
Уборщик грустно улыбнулся.
– Потому что это возможность вернуться назад.
Я судорожно сглотнула. За эти годы я так привыкла достигать ложного чувства уверенности, вгоняя других людей в ужас, но в тот момент снова почувствовала себя нерешительным и робким интерном-первогодкой.
– Куда она ведет? – спросила я дрожащим голосом.
– К ферме в Миссури, – сообщил он мне отеческим голосом. – Стоящей вдалеке от городов, примерно в тридцати минутах езды от Дрискинга. – Он поднял бровь. – Но ты ведь не об этом спрашивала, верно?
– В какое время она ведет? – Я зажмурилась.
Он помедлил с ответом, ожидая, когда я снова взгляну на него:
– 25 августа 2005 года.
– Можно попасть туда до этого дня? – Я смахнула слезу.
– Нет, – быстро ответил уборщик.
– У меня почти не будет времени подготовиться…
– Мир вращается благодаря тому, что люди делают, располагая малым.
Я вытерла слезы, но быстро теряла контроль над собой.
– Хорошо, – ответила я дрожащим голосом. – Нужно туда вернуться. – Глубокий вдох. – Мне понадобится пара дней. Где мне искать эту дверь?
Уборщик стоял неподвижно, застыв, как статуя.
– Здесь и сейчас.
– Нет, нет, я не могу прямо сейчас! – У меня свело живот. – Если вся моя жизнь изменится, нужно как-то подготовиться. – Слезы и сопли смешивались на моем лице, а я настолько перестала себя контролировать, что даже не могла остановить их.
Он спокойно сложил руки на груди.
– Если ты сейчас уйдешь, дверь исчезнет. Ты больше никогда ее не увидишь.
Я упала на колени. Мне не оставили выбора.
– Хорошо, – прошептала я. – Я пойду. – Я подняла глаза. – Когда я вернусь, мир будет другим?
Он помолчал некоторое время.
– Не будет легкого способа вернуться, Элли.
У меня внутри все оборвалось.
– Это было двадцать шесть лет назад! Я не могу потерять такой огромный кусок жизни!
– Можешь, – вздохнул он. – Люди каждый день теряют так много.
Я всхлипнула.
– Я… не могу понять… я стану той версией себя? Или останусь такой, как есть, и просто умру на двадцать шесть лет раньше?
– У тебя нет лишнего времени, Элли. – терпеливо объяснил он. – Любой прожитый дважды год отдаляет тебя от того, что могло бы быть.
Я с трудом подавила рвотный позыв.
– Все будет так же, как в прошлый раз? Или я что-то смогу изменить?
Он улыбнулся, более радостно на этот раз, но все еще с оттенком грусти, которая, видимо, была неотъемлемым залогом его существования в этом мире:
– Прошлое ляжет перед тобой, и ты будешь вольна изменить его по своему усмотрению. Мир станет другим в зависимости от твоего выбора.
Адреналин пронзил меня раскаленной иглой.
– Но ты ведь и так всегда знала, – добавил он, – что все зависело от твоего выбора?
Меня наконец прорвало, и я безобразно, бурно зарыдала. Согнулась пополам, опустилась на пол и простонала:
– Мне нужно время! Я должна все обдумать!
– У тебя нет времени. И оно тебе не нужно. Войди в эту дверь или уходи навсегда.
Он схватился за ручку и начал медленно закрывать дверь.
Нам нравится притворяться, что серьезные решения требуют времени. Это подкрепляет веру в то, что, хорошенько задумавшись, мы каким-то образом сможем побороть самые низменные свои инстинкты. Но наше истинное “я” проявляется в короткие моменты, когда многое поставлено на карту. Я вскочила на ноги.
И успела протиснуться в дверь как раз перед тем, как он закрыл ее за мной в последний раз.
⠀ ~
Части 1 / 2 / 3 / 4 / 5 / 6 / 7 / 8 / 9 / 10 / 11 / 12 / 13 / 14 / 15
⠀Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.