MNPenguin Клуб полуночников

Я только что выпустилась из меда (ч 2)

Я

Я заполучила свою копию списка правил при ужасающих обстоятельствах и… Кто бы знал, что она понадобится так скоро. Ведь в этой больнице нет детского ожогового отделения.

Вы когда-нибудь шли по коридору, где каждый встречный знает, что вам тут не место?

Представьте, что это происходит на работе.

 шла по центральному коридору детского ожогового отделения больницы Св. Франциска, опустив голову и навострив уши.

В больнице не было детского ожогового отделения.

Даже несмотря на памятную табличку, мимо которой я только что прошла, которая  гордо утверждала, что оно было подарено “Друзьями Академии Крепсвелла для одаренных детей”.

Нет. Этого места не существовало. Я работала в больнице с июля и знала каждый сантиметр.

Неужели целое крыло могло выпасть из моего поля зрения?

Но после нескольких минут ходьбы строго по прямой я поняла, что это полная чушь. Ни одного угла, ни одной стены на пути. Я бы точно заметила коридор длиной в 800 метров, если бы он и правда существовал.

Люди тоже были… Не такими. Например, грузная медсестра с вьющимися волосами. Когда я проходила мимо, она с недоверием уставилась на меня. И я встречала ее еще раза три, хотя она никак не могла меня обогнать.

Другая медсестра, хрупкая и нервная, попыталась всучить мне пакет с кровью. А когда я отказалась, сердито швырнула его на пол так, что содержимое разлетелось по стенам.

Я продолжала идти, не оглядываясь. Список правил четко говорил, что нужно идти по прямой 47 минут, чтобы выйти в привычный мир, если я вдруг окажусь в этом невозможном месте.

Я взглянула на часы: 3:09 утра. Прошло только шесть минут.

По мере моего продвижения дальше работники отделения становились все более навязчивыми.

– Доктор! – крикнул мне ординатор, выскочивший из палаты. – Остановка сердца! Вы нужны нам здесь!

Я аккуратно обошла его, избегая зрительного контакта.

– ДОКТОР! – кричал он мне вслед. – Вы убиваете ее!

Я смахнула слезы, не останавливаясь, стараясь не обращать внимания на жуткий крик, доносящийся из палаты. Я слышала достаточно за свою карьеру, чтобы точно знать, как звучит предсмертная агония. Но у меня не было выбора.

Буквально через минуту я наткнулась на целое море крови. Оно упиралось в стены коридора и простиралось вперед метров на шесть. Я видела, как оно все увеличивается. Угрюмый мужчина в форме уборщика стоял рядом, скрестив руки на груди, и смотрел на меня.

Не думаю, что он и правда уборщик.

Не сбавляя скорости, я побрела прямо по крови. 

Хлюп. Хлюп. Хлюп.

Черт. Мои любимые кроксы.

Я, наконец, миновала кровь и вышла в чистый коридор. 3:22, я шла уже девятнадцать минут. Плюс тринадцать с прошлой проверки часов.

Здесь стояла тишина. И она действовала на нервы сильнее, чем даже кровь.

Я вдруг почувствовала, как в воздухе медленно нарастает напряжение. Представьте себе, что позади вас стоит незнакомец. Вы не видите его, и чужое присутствие выдает только его дыхание, шевелящее волосы на затылке.

Вот такое напряжение шло от палаты впереди.

Номер 191… Я резко закрыла глаза.

И не открывала их, идя мимо зловещей двери. Голова так кружилась, что я с трудом устояла на ногах.

Я все равно не смогла бы впечататься здесь в стену. Открывать глаза не к спеху.

Каким-то чудом я умудрилась ни во что не врезаться.

***

Когда я наконец решилась их открыть, было 3:27.

Еще 24 минуты.

И тут сзади меня потянули за форму. 

– Не могли бы вы мне помочь, пожалуйста, – пролепетал испуганный детский голос.

Я остановилась. Надо было обдумать варианты.

А затем снова пошла вперед.

– Подождите! Пожалуйста, мне очень больно, помогите мне! – Ребенок снова схватил меня за рубашку и заплакал.

Я вытерла глаза и двинулась дальше.

Мы растем через трудности и препоны. Но этот подвиг каждый раз достигается через смерть крохотной частички нашего существа. Дети такие активные и радостные только потому, что мир еще не получил свою мзду.

Я знала, что должна подчиняться правилам, но это убивало частицу моей души. Я стала врачом, потому что могла отдать себя делу целиком и каждый день вставать с кровати ради великой цели.

Но сейчас ребенок шел за мной, заливаясь плачем, умоляя о помощи, и я смирилась с тем, что часть меня никогда не покинет стен этого богом забытого ожогового отделения.

Я снова прошла мимо грузной кудрявой медсестры. Она выпучила глаза, увидев парнишку:

– Доктор! Вы должны помочь этому ребенку!

Я прошла мимо, не обращая на нее внимания.

– ДОКТОР! – крикнула она мне вслед. – Да что с вами не так?

Я проигнорировала ее так же, как и всех остальных: медсестер, врачей и пациентов, таращившихся на мальчика за моей спиной. Что бы они ни кричали, я просто шла вперед.

– Что с ним СЛУЧИЛОСЬ? 

– С ним? Да что с НЕЙ случилось? Как она может игнорировать ребенка в таком состоянии?

– Может, нужно помочь?

– Нет. Мальчик – ЕЕ ответственность.

Слезы все текли, сколько бы я их ни утирала.

Я прошла мимо врача и очередного уборщика. Вроде бы те самые, что вытащили Майрона из операционной. Они оценивающе смотрели на меня, бредущую по коридору.

– Похоже, – сказал врач своему молчаливому спутнику, – она и ради своего младшего брата пальцем не шевельнула.

И тут меня накрыло. Я сложилась пополам и зарыдала в голос. Глубокие, уродливые всхлипы вырывались прямо из моей диафрагмы, сотрясали тело. Я почти была готова сойти с ума.

Но я не остановилась. Врачи могут абстрагироваться, когда сталкиваются с вопросом жизни и смерти. А сейчас моя жизнь зависела от того, продолжу ли я идти.

Когда я на мгновение потеряла контроль, мальчишка вцепился в мою форму сзади. Так мы и шли. И почти пять километров я испытывала самый странный опыт в моей жизни.

Внезапная перемена в эфире заставила меня взглянуть на часы.

3:51 утра.

Прошло 47 минут.

Я позволила себе в последний раз судорожно выдавить из себя рыдание. А потом остановилась и огляделась.

Здесь все было знакомо.

Первым дружественным лицом, которое я встретила, была Лидия. Знакомая мне медсестра. Мне хотелось прыгать от восторга и сжать ее в медвежьих объятиях. 

Она пораженно уставилась на меня с исказившимся от ужаса лицом:

– Что за чертовщина у тебя за спиной?!

Я похолодела, почувствовав уже привычное дерганье за рубаху сзади.

Замерла.

Ко мне неслись испуганные шаги. Я обернулась в их сторону вместо того, чтобы оглянуться назад.

– Доктор Эйфелас! – Доктор Скритт бежала ко мне во весь опор.

Она была первостатейной стервой, но в тот момент я была рада ей, как никому.

– 47 минут прошло. Мне можно на это смотреть? – Я тяжело вздохнула.

Доктор Скритт остановилась в паре шагов от меня. И очень серьезно кивнула.

Я сглотнула и медленно повернулась. Твердила себе, что в жизни ничто не бывает таким ужасным, как мы себе это представляем. Ведь реальность связана определенными условностями, которых не существует в нашем воображении.

Я ошиблась.

***

Представьте себе пиццу, с которой соскребли сыр. Комковатая красная масса маринары то и дело перемежается кусками поджаренного мяса, сидящих на вершине холма бледного дрожжевого теста.

А теперь представьте, что это не пицца, а человек. Ребенок. У которого одно глазное яблоко свисает из пустой глазницы.

И у этого ребенка нет волос, потому что вся кожа выгорела с его головы. А вместо носа у него зияющая дыра.

– Помоги мне, – прошептал он. – Пом…

Его челюсть выскользнула из сустава и разбилась об пол, зубы разлетелись во все стороны. Язык мальчика свисал из того, что раньше было его ртом, бесцельно болтаясь, как дохлая рыба.

А потом он сжал мою руку как тисками, завопил и упал на землю.

Я в ужасе смотрела на неподвижный комок плоти, бывший когда-то ребенком.

– Доктор Скритт, – выдохнула я, – он…

– Не будьте идиоткой, доктор Эйфелас. Он был мертв задолго до того, как вы его сюда привели.

Я уставилась на нее, пораженная внезапным осознанием.

– Типа… более 120 минут?

– Может ли ваша бессмысленная болтовня привести нас к тому, что вы отправите тело в морг, доктор Эйфелас? – спросила она, склонившись над трупом.

– Эм. Я… пойду найду каталку…

– В профессию врача не идут люди, боящиеся запачкать кровью маникюр, – отрезала доктор Скритт, приподнимая ребенка за плечи. – Хватай его за чертовы ноги и будем надеятся, что его тело еще более крепкое, чем желе. Этот труп сам не дотопает до крематория.

Ошеломленная, я наклонилась и взяла мальчика за лодыжки. Его кожа сдвинулась под моей рукой, как мясо на хорошо прожаренной куриной ножке, и я с трудом сдержала рвотный позыв.

Абстрагируйся. 

Лидия придержала для нас дверь, а мы понесли тело мальчика вниз по лестнице через весь морг в дальний угол, в котором мне еще не приходилось бывать.

Я знала, что там находится мусоросжигатель, но раньше у меня не было причин им пользоваться.

– Он слишком мал, чтобы вместить тело, – просипела я, хватая ртом воздух. Доктор Скритт была в потрясающей форме: она почти бегом пересекла морг, а мне оставалось только стараться не отставать. – Как мы…

Она хмыкнула, выхватила у меня труп и сунула его ноги в мусоросжигатель.

– Если вы собираетесь уморить меня до смерти нелепыми разговорами, доктор Эйфелас, то поторопитесь и убедитесь, что я умру раньше, чем истекут 120 минут! Или так, или помоги мне, мать твою!

Удивительно, на что мы готовы пойти, когда авторитетная фигура сообщает, что выбора нет.

Бок о бок мы вталкивали тело мальчика в узкий зев мусоросжигателя. А если оно застревало – просто нажимали сильнее. Мы обе ревели от напряжения, а его обугленная расползащаяся плоть отваливалась от костей, как кожура гниющего персика. Куски мяса падали на пол, плоть расслаивалось.

Но он почти вошел.

Мы проталкивали уже его плечи, когда…

Его глаз открылся.

 ~

Части 1 / 2 / 3 / 4 / 5 / 6 / 7 / 8 / 9 / 10 / 11 / 12 / 13 / 14 / 15

Оригинал (с) ByfelsDisciple

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Комментировать

MNPenguin Клуб полуночников