MNPenguin Клуб полуночников

Группа поддержки обещала “излечить” меня от фобии (ч 5 из 8)

Г

Никто не знает, что таит в глубине души даже самый безобидный человек. Какие демоны терзают его. И какая судьба ему уготована.

Главы: 1 • 2 • 34

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

~

– Хватит, пожалуй, – подытожил Дон после пары минут молчания. И снова будто бы накинул маску: уныние на его лице уступило место привычной непринужденной отчужденности. Он откинулся на спинку стула, вытянул ноги в потрепанных белых теннисных туфлях, протяжно прооскрипевших по линолеуму. Я вдруг вспомнила своего отца, который носил кроссовки до тех пор, пока подошвы не протирались насквозь. Такой тип человека “не сломалось – не чини”. – Кто следующий?

Справа Эди сухо прокашлялась, заставив меня подпрыгнуть на месте.

– Думаю, теперь моя очередь, – пробормотала она, разворачивая бумажку с номером 5 в доказательство.

Пожилой даме было на вид не меньше девяноста лет, хотя я основывала это предположение лишь на ее сходстве с моей ныне почившей бабушкой. Те же седые букли с химзавивкой, нитка крупного жемчуга на шее и серьги в комплект, милая, нежная улыбка, мелодичный успокаивающий голос. Такие же нежные руки, бледная, тонкая, как бумага, кожа, едва скрывающая косточки, вены, увеличенные суставы. Вот только моя бабушка не одела бы черный спортивный костюм. Бабушка Рут носила пастельные цвета и яркие тона. Она всегда говорила, что черный – цвет смерти, а не жизни.

Эди сунула бумажку в карман брюк и начала:

– Мое имя Обэдиенс, но друзья зовут меня Эди. У меня батмофобия. – С хитрой улыбкой Эди погрозила пальцем Дону, явно в шутку. – И прежде, чем ты начнешь болтать, Дон, скажу сразу, я не боюсь летучих мышей!

Группа прыснула смехом, и Дон не был исключением.

– Тогда чего ты боишься, Эди? – спросил Вало, одним своим раскатистым баритоном призывая нас к порядку. Почти по-профессорски.

Пожилая женщина подождала, когда стихнут последние смешки, и ответила:

– Я боюсь лестниц.

Я кивнула: понятно, почему у кого-то ее возраста может возникнуть подобный страх – падение с лестницы почти наверняка стоило бы ей сломанного бедра, если не хуже.

– О, знаю, о чем вы думаете. Такая развалина, как я, конечно, обязана бояться лестниц! Одно падение, и я в больнице, и то если смогу позвать на помощь, – заметила Эди, подмигнув. – Но я боюсь лестниц с детства. Я была первым и единственным ребенком, у которого семейный врач диагностировал фобию в те далекие времена. Хотя, думаю, в бытность ребенком я страдала климакофобией – боязнью именно подниматься по лестнице, а не самих лестниц… но тогда для этих дел не было стольких названий, – продолжила она, поднимая тонкую бровь. – Но, как бы там оно ни называлось, я до смерти боялась идти вверх по лестнице. Когда мне было около десяти, я упала с лестницы в доме родителей и чудом выжила.

Я родилась в богатой семье, в одной из тех старых южных семей, и в поместье у нас стояла массивная мраморная лестница, спускающаяся с верхнего этажа каскадом изгибов. Я играла на верхней площадке, а потом в один момент вдруг потеряла равновесие и скатилась вниз. Черт возьми, да я чуть не переломала все кости, но могло быть и хуже. На восстановление ушло как будто несколько десятилетий… в детстве необходимость лежать в постели вместо всех этих невыносимо интересных вещей и игр стала абсолютным несчастьем. Но все же я была сильной маленькой девочкой, и мне стало лучше… по большей части.

Затушив, должно быть, уже сотую сигарету с того момента, как вошла в дверь, Тиген подняла запавшие глаза на Эди:

– Твое тело выздоровело, но разум нет?

Эди игриво наставила палец на Тиген:

– Именно. Я отказывалась подниматься или спускаться по той треклятой лестнице. Отец пытался заставлять, но стоило моей ноге коснуться первой ступеньки, я сходила с ума, весь мир начинал вертеться. От одного вида уклона мой разум просто взрывался… понимаете, для меня тогда подъем по этой лестнице был равносилен восхождению на отвесную гору. И так вот все пошло под откос.

Эди опустила голову, мягко постукивая пальцами по коленям.

– Я не могла вернуться в школу, поэтому мама отправила меня на домашнее обучение. Растеряла всех друзей. И до самого конца детства осталась одна, в окружении лишь моих книг, сада, потрясенной матери и разочарованного отца, считавшего меня никчемной, сломанной и бесполезной. – Она глубоко вздохнула, вспоминая внезапный поворот, перевернувший ее жизнь в столь юном возрасте.

Томасин нарушила молчание:

– Эди, ты… ты не была бесполезной.

– Спасибо, дорогая, – тепло ответила Эди, аккуратно складывая руки на коленях и выпрямляясь. – Когда я стала взрослой, в доме начались споры о том, на что я могла бы сгодиться в моем… состоянии. Родители хотели, чтобы я вышла замуж за богатого и влиятельного человека, но никто меня не брал. И поэтому, когда однажды в саду меня увидел почтальон и мы оба прониклись взаимной симпатией, отец пробормотал ему голосом, хриплым от виски: “Если хочешь ее, забирай”.

Сесилия саркастично хмыкнула с противоположной половины круга – я подумала в точности так же.

Эди слегка усмехнулась в ответ.

– Мы поженились и прожили довольно приличную жизнь. Он зарабатывал не много, но всегда усердно трудился. Мы заботились друг о друге, хотя со временем и отдалились. Поначалу он очень поддерживал меня с моей фобией, но вот мы стали старше, родители один за другим покинули этот мир, и он настоял, чтобы мы переехали в дом моего детства. Тот, с мраморной лестницей. Он устал стирать пальцы до костей на жалкой работе и хотел хоть какого-то комфорта. Я согласилась… неохотно. – В этом осторожном напоминании не было нужды, все мы понимали, как тяжело далось ей согласие. – Все вещи, которые были мне нужны, изначально разместились на первом этаже, но в конце концов он захотел вместе переехать в главную спальню наверху. Я постоянно работала над собой, чтобы преодолеть страх. Чтобы он больше не мог контролировать меня. Несколько месяцев подряд мой муж держал меня за руку, пока я поднималась сначала на одну ступеньку, потом на несколько и в конце концов до самого верха лестницы. Хотя, должна признаться: когда я в первый раз ступила на вершину, меня вырвало прямо на пол.

Невольно рассмеявшись, Эди слегка покачала головой:

– Я, конечно, все еще немного волновалась и каждый раз испытывала головокружение, но пока муж был со мной, я все-таки могла подниматься по этой чертовой лестнице!

Алек теперь выглядел озадаченным:

– Кажется, что ты преодолела свою фобию, как минимум по большей части. Почему ты здесь?

Брови Эди сошлись на переносице, морщины углубились, добродушное выражение лица будто губкой стерли, заменив его мрачной сосредоточенностью.

– Потому что несколько лет назад она вернулась. И стала хуже, намного-намного хуже, – мрачно ответила она, так сильно стискивая ладони, что я испугалась, что тонкая кожа треснет. – Однажды я проснулась одна среди ночи. Мой муж был не из тех, кто разгуливает по дому ни свет, ни заря, поэтому я сразу забеспокоилась. Я села в постели и заметила тусклый свет, льющийся из коридора. И, выйдя из спальни, увидела, что люстра над пролетом включена и заливает ярким светом лестницу, вьющуюся под моими ногами. А потом появился мой муж и столкнул меня.

– Нет! – невольно ахнула я.

– И с самого верха я упала на первую лестничную площадку. – Эди продолжала мягким, пугающим голосом. – Лежала там и слышала, как босые ноги мужа шлепали по мраморным ступеням все ближе ко мне. Я сделала вид, что потеряла сознание, а когда он добрался до меня, схватила его за лодыжки и толкнула вниз. И смотрела, как мой муж кувыркается по ступеням, пока очередной изгиб лестницы не скрыл его.

Я знала, что он пытался убить меня, но не собиралась оставлять его умирать на холодном полу. Поднялась на ноги. Все тело болело. Я посмотрела вниз на ступени, по которым вот уже несколько лет находила в себе силы спускаться, но они вдруг стали чудовищно крутыми, будто каждая была высотой в метры. Вцепившись руками в перила, я медленно сделала первый шаг… остановилась на мгновение… и пошла дальше. Руки скользили от пота, ладони едва держали перила, но я продолжала идти, пока не добралась до второй площадки. На лестнице было три лестничных пролета по восемь ступеней в каждом, разделенных лестничными площадками. Я точно знаю это, потому что научилась считать каждый шаг, чтобы сохранять спокойствие. И вот теперь, добравшись до второй площадки, я точно знала, что, как только поверну, останется всего один пролет. И я доберусь до своего мужа.

Представьте мой ужас, когда я повернула, чтобы ступить на последние ступени, но не увидела внизу ни мужа, ни вообще подножия лестницы, потому что появилась еще одна площадка. А потом – бам! – новая ступенька под ней… бам,бам, бам, бам, бам, бам, бам! – еще семь. И вот новый пролет из восьми ступеней раскрылся передо мной, ведущий к новой площадке…

Эди крепко зажмурилась, стараясь глубоко дышать: вдох через нос и выдох через сжатые зубы – отточенный механизм борьбы с тревогой.

– Тем не менее, я продолжала сражаться, опасаясь за свою жизнь, за жизнь мужа, и спустилась по последнему, как я думала, лестничному пролету… и оказалась на новой площадке, оглушенная грохотом ступеней, становящихся одна под другой.

Мой муж застонал, начал плакать, умоляя о помощи, он все спрашивал, что случилось. Я крикнула, что произошел несчастный случай… он ответил недовольным ворчанием, а потом начал кричать: “Обэдиенс, никчемный ты кусок дерьма, спускайся сюда сейчас же!” – Эди воскликнула таким мерзким, таким исполненным ненависти голосом, что я едва могла поверить, что эти слова вырвались из ее рта. – Я пыталась объяснить, что со мной твориться, но слова не шли… а чем ниже я спускалась по лестнице, тем больше и больше пролетов появлялось, будто увеличиваясь в геометрической прогрессии, наполняя воздух беспрестанным грохотом, оглушительным, зловещим, пока я не почувствовала себя стоящей невероятно высоко… А когда оглянулась, оказалось, что лестница простирается вверх так же далеко, как и вниз. Я даже не видела потолка, а люстра стала лишь ярким пятнышком, далеким, как звезда в ночи.

И я продолжила спускаться. Обезумевшая, бьющаяся в истерике, запертая в бесконечном лабиринте лестниц… и все это время мой муж внизу то мягко умолял меня, то бешено кричал, осыпая оскорблениями, то приказывал поторопиться и помочь ему. К тому времени, как он наконец-то появился в поле зрения по и я наконец спустилась, я вся была мокрой от пота, ноги дрожали… а он уже замолчал.

Пожилая леди тихо заплакала, продолжая:

–  Я бросилась к телефону, чтобы позвать на помощь. Прошло совсем немного времени, и приехала скорая, а когда я открыла им дверь… заметила, что уже день. Я оглянулась на ненавистную лестницу и поняла, что спускалась по двадцати четырем ступенькам не меньше двенадцати часов. Мой муж умер. 

Вскоре после его смерти, когда у меня не осталось никакой семьи, я отчаянно возжелала найти хоть какую-то связь с ней. И обратилась к истории своего рода. Я обнаружила, что моя бабушка Обэдиенс, в честь которой я была названа, скончалась в результате падения с лестницы. Я нашла несколько старых фотографий, и, боже мой… она выглядела в точности, как я. Ходили слухи, что ее столкнул муж… И после того, как мой собственный муж хотел убить меня, я убеждена, что это правда. Теперь я знаю, что он был не в себе в ту ночь… когда я толкнула его вниз, он так посмотрел на меня… будто очнулся.

Эди вынула салфетку из кармана, чтобы промокнуть мокрые глаза.

– С тех пор я в ужасе от вида лестниц. Я не могу взглянуть на них, не говоря уже о том, чтобы подниматься, не впадая в паническую атаку. Не знаю, верит ли кто-нибудь из вас в судьбу или подобное, но я уверена, что моя судьба – умереть так же, как умерла моя бабушка: изломанной и окровавленной у подножия лестницы. 

Я дважды пережила это, и не думаю, что в третий раз повезет.

~

Оригинал (с) hercreation

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Комментировать

MNPenguin Клуб полуночников