Сначала была авария. Визг тормозов по асфальту, скрежет машины, влетающей в дерево, звон разом вылетевших стекол и ощущение полета, когда мое тело выкинуло с водительского сидения. Удар об асфальт, выбивающий остатки воздуха, кровь, заливающая глаза… А потом все потемнело.
Я очнулся в яростном блеске мигающих огней. Сирена скорой помощи гудела в моей разбитой голове. Меня нашли, положили на носилки, парамедик с дружелюбным лицом все повторял, что со мной все будет в порядке. И снова темнота.
Следующие пару дней прошли как в тумане: я то приходил в сознание, то снова терял его. Где-то неподалеку мерно пищал кардиомонитор, вгрызаясь мне в мозг. Боль в груди накатывала и отступала, словно прибой.
Когда, наконец, мысли прояснились, и я смог дольше находиться в сознании, в мою палату вошла женщина. Хорошенькая, со светлыми волосами, ниспадающими на плечи, и самыми яркими голубыми глазами в мире.
– Эй, привет! – Ее лицо просветлело. Будто она знала меня.
– Эй… – едва выговорил я, борясь с болью в груди. – Я вас знаю?
Голубые глаза погасли, улыбка исчезла. Она едва сдержала подступившие слезы.
– Я Кеннеди, – прошептала она. – Твоя жена.
– Моя… что?
Женщина опасливо взглянула на меня, достала телефон и показала мне наши фотографии. Судя по всему, в прошлом году мы ездили в семидневный круиз на Косумель. На одной фотографии я кормил дельфина с рук. На другой мы были на экскурсии по руинам майя. На фото мы были так счастливы… счастливы быть там и счастливы быть вместе. Она продолжала листать снимки, один за другим, пока я не попросил остановиться. Это было уже слишком – смотреть на жизнь, которую не в состоянии вспомнить, иметь жену, которую совершенно не узнаешь. А еще я знал, что это все слишком хорошо для такого, как я. Не спрашивайте меня, откуда, но я знал. Не мог представить, что у меня вообще может быть жена, не говоря уже о такой красотке, как Кеннеди. Я попытался вспомнить какие-то моменты своей жизни, но понял, что очень многое утрачено. Я знал, как выгляжу. Вспомнил родителей, окончание средней школы, но, когда попытался вспомнить текущую жизнь, ничего не пришло. Я понятия не имел, где работаю, кто мои друзья или что у меня за хобби. И чем больше пытался думать об этом, тем сильнее стучало у меня в голове.
Должно быть, я снова отключился, потому что, когда увидел ее в следующий раз, она спросила, вспомнил ли я что-нибудь о нашей совместной жизни. Наши сокровенные моменты, первый раз, когда мы занимались любовью… Я сказал ей правду. Нет. Я все еще понятия не имел, кто она такая. Я не хотел ранить ее, но как тут можно было солгать? Я был напуган и зол.
Врач, парень с британским акцентом по имени доктор Барнаби, вошел в палату. Кеннеди спросила о пробелах в моей памяти. Почему так случилось? Почему я не помню определенные аспекты нашей жизни? Доктор Барнаби объяснил, что это из-за травмы головы. Я так сильно впечатался лбом в тротуар, что заработал отек мозга. Он заверил, что память вернется, но на это потребуется время.
На следующий день, когда Кеннеди приехала навестить меня, она привела с собой мою маму. И… маленькую девочку, которую я не знал. Увидев маму, я очень расчувствовался. Грудь снова болезненно сжалась. Запищало проклятое эхо кардиомонитора.
По какой-то причине мы не часто виделись с мамой, и я все никак не мог вспомнить, почему. Вроде бы она куда-то переехала? Но это не имело значения. Важно было то, что она сейчас здесь. И при виде ее я не смог удержаться от слез. Настолько, что даже голос сорвался, когда я попросил маму обнять меня. Но затем маленькая девочка, которой было не больше семи или восьми лет, подошла ко мне.
– Что случилось, папа? – спросила она мягким голоском. Нежным.
Я перевел затуманенный слезами взгляд на ребенка и впервые полностью рассмотрел ее лицо. Как я мог не узнавать эту маленькую девочку, свою собственную дочь? Она была самым прекрасным, что я когда-либо видел в жизни. Шедевром, искусно созданным рукой самого Бога. Глаза шоколадного цвета, как мои. Лицо в форме сердечка, безупречная кожа…
Я запнулся, пытаясь подобрать слова, хоть что-то, что скрыло бы тот факт, что я ничего о ней не помню. Но мой разум был разбит вдребезги. Слова не приходили. К счастью, вмешалась жена и объяснила, что у меня сильно болит голова и что, как только буду готов, я вернусь домой.
Дом. Звучало заманчиво.
Увидев эту маленькую девочку, я уже не мог ее отвергнуть. Она этого не заслуживала. То, что я ее не знал, не делало ее ненастоящей. Это не ее вина, только моих травм.
Слабой рукой я обнял ее и притянул к себе.
– Не забивай свою хорошенькую головку. Со мной все будет в порядке, хорошо, Тыковка?
“Тыковка”?
Уголок ее рта приподнялся в нежной улыбке, на левой щеке появилась ямочка. Это, в свою очередь, заставило меня улыбнуться. Эта ямочка. Она была такой же, как у меня. Ее отца.
– Ты помнишь, – проворковала она, прижимаясь ко мне. Кеннеди нежно положила руку мне на грудь. Так приятно. Тепло.
Хотя я все еще был не в себе после аварии, через несколько дней меня выписали из больницы. Теперь можно было идти домой. Мама поцеловала меня в щеку и сказала, что мы скоро увидимся.
Кеннеди везла нас домой, а я с горечью осознавал, что понятия не имею, куда мы едем. Соседские дома, проплывавшие мимо, были абсолютно незнакомы, но я держал рот на замке всю дорогу. Не задавал вопросов, чувствуя, что это только расстроит жену и дочь. Наконец мы подъехали к маленькому одноэтажному дому. Кеннеди, должно быть, заметила выражение моего лица. И поняла, что я понятия не имею, где, черт возьми, нахожусь.
Она ободряюще улыбнулась мне.
– Все в порядке. – Теплая рука легла на мою. Несложно понять, почему я влюбился в эту женщину. Нежную и добрую, исполненную мягкой силы.
Она сказала, что все будет хорошо, и я ей поверил.
Когда мы вошли в гостиную, трое незнакомцев радостно приветствовали нас. Двое парней и девушка, все примерно моего возраста. Вот только Кеннеди им не обрадовалась. Раздраженный вздох недвусмысленно говорил об этом. Она сказала девушке по имени Вайолет, что было бы лучше, если бы они подождали пару дней, прежде чем навестить нас. Предписание врача. Вайолет, в свою очередь, возразила, что, как моя младшая сестра, она не хуже врачей знает, что для меня лучше. Прежде чем спор набрал обороты, я взял жену за руку и заверил, что все в порядке. Мне это было нужно. Быть может я смог бы вспомнить…
Гостиная выглядела уютной. Потрескивал камин. Простая дешевая мебель, потрепанная, будто взята с рук, и везде разложены пледы. Я сел в одно из глубоких кресел и сразу утонул в ощущении покоя. Мэдисон, моя дочь, убежала в свою комнату и оставила взрослых разговаривать.
Сначала был Поин, который называл себя “мой лучший друг-азиат”. Парень выглядел как модель, словно только что сошел с обложки корейского GQ. Одетый с иголочки и отлично подкаченный, он словно был одним из тех “крутых ребят”, что заняты исключительно своей персоной. Но с ним было очень легко. Поин принес хоттеок, который, как он сообщил мне, был корейской версией оладей. Очевидно, я их любил. И, даже совершенно этого не помня, я снова влюбился в них с первого кусочка. Продолжая дурачиться, он сказал, что хотел бы заиметь и себе амнезию. Чтобы переживать первый секс, снова, и снова, и снова. Я не смог удержаться от смеха.
Затем Тревор. Кем он работал? О, профессиональным испытателем медицинской марихуаны. Я не шучу, это он так сказал, хотя не знаю, стоило ли в это верить. А еще он заявил, что, раз уж мы живем в Торонто, было бы преступлением не сыграть труп в паре телешоу. Это больше похоже на работу? Раскрасить лицо под мертвеца и весь съемочный день лежать в углу. Не буду врать, от этого парня невозможно было удержаться от смеха. Почти каждое слово – чистое золото. А еще он утверждал, что любит ходить в кофейни и глазеть на людей, и недавно ему назначили встречу руководители McDonald’s. Якобы он в процессе доработки деталей новейшего продукта, супер-дешевого и простого в изготовлении хот-дога. “Мак-сосистер. Ну знаешь, покажу им мою сосиску в булке.” Тревор…
И, наконец, моя младшая сестра Вайолет. Мне рассказали, что она была на год младше меня, но перескочила через класс, и мы закончили школу вместе. У нее накопилось неприлично много фотографий наших выходок. После окончания колледжа она устроилась на работу в Google. План был в том, чтобы вместе объездить страну на машине Google. И мы правда поехали. Снимали горячие точки городов, посещали популярные закусочные и настраивали им рекламу. А благодарные владельцы постоянно угощали нас бесплатными потрясными обедами… Кажется, мы здорово повеселились. По крайней мере, судя по фото, так и было.
В какой-то момент моя жена решила, что гостям пора по домам, а нам – отдохнуть. Все вскоре разошлись, и мы с Кеннеди отправились спать.
В течение следующих двух недель, пока силы постепенно возвращались, я понял, что наши отношения с Кеннеди были даже лучше, чем казалось. Она как будто понимала меня. Знала, о чем я думаю. Была дружелюбна с другими и очень лелеяла Мэдисон, которую я обожал.
В Мэдисон было все, что я когда-либо хотел видеть в дочери. Хотя я не был знаком с ней так близко, как хотелось бы, ей явно было очень комфортно со мной. Она любила бороться и делала это со всей отдачей. Она помогла мне вспомнить, как бросать футбольный мяч, – то, чему я научил ее за два года до того. И ей нравились мультфильмы про Бетмена, как и мне. Я совершенно не помнил этого, но мы вместе засматривались “Юной Лигой Справедливости”… и мы запоем досмотрели это чертово шоу на Netflix. Как только заканчивался один эпизод, она кричала: “Включи дальше!”
– Что? – спросил я в первый раз, удивленный ее тоном.
– Дальше!! – пронзительно завопила она.
– Ладно, ладно, тише, Боже…
– Я сказала включиии! Включи!!
– Да включаю я, юная леди! Спокойно!
– Оно не включается!
– Подожди секунду, и загрузится!
– Папа! Оно не загружается! Почему оно не загружается…
– Видишь этот красный кружок? Это значит, что сейчас все будет! Расслабься…
– Наш интернет сосет!
– О боже. Что за слова? Нам придется…
И шоу загрузилось. И мы оба были загипнотизированы. Так и продолжалось, стоило очередной серии закончиться. Не знаю, как так вышло, сердце колотилось от волнения, но мне это нравилось.
Той ночью, когда я уложил Мэдисон спать, к нам заглянули Вайолет и Тревор. Тревор выглядел потрясающе, щеголяя фальшивыми порезами на лице – гримом, оставшимся после работы. Он только что закончил играть жертву убийства во Флэше. Даже раздобыл для меня автограф Гранта Гастина, исполнителя главной роли. Я спросил их, придет ли Поин… но произошло нечто странное.
– Кто? – спросил Тревор.
– Ну ты знаешь. Поин. Корейская суперзвезда.
Вайолет и Тревор обменялись смущенными взглядами.
– Кто такой… Поин? – Теперь очередь Вайолет.
– Поин. Красавчик, будто сошедший с экрана дорамы. Поин?
На лице Тревора появилось беспокойство. Он нежно сжал мое плечо. А затем сказал кое-что, что чуть не сбило меня с ног.
– Извини, чувак. Мы не знаем никого по имени Поин.
По телу пробежали мурашки. Волосы на затылке встали дыбом.
– Не может быть…
Я подошел к холодильнику и посмотрел, не осталось ли у меня хоттеока. Я положил его в холодильник и потихоньку перекусывал с тех пор, как ко мне вернулся аппетит. Конечно же, коробки не было. В телефоне, который вручила мне Кеннеди, больше не было его номера. Как и всех наши фотографий, сделанных пару недель назад, после моего возвращения. Теперь на фото были только я, Тревор, Вайолет и Кеннеди. И ни следа Поина. Как будто кто-то отовсюду вырезал его.
– Ты в порядке? – В тоне Вайолет отчетливо читалось беспокойство.
– Я просто… да.
Преисполненный решимости, я позвонил Кеннеди и спросил ее, есть ли у нас друг по имени Поин.
– Кто? – тут же переспросила она.
Шок оглушил меня. Дак это правда?.. Никакого Поина не было? Но как такое могло случиться? Я сказал Кеннеди, что нуждаюсь в ней прямо сейчас, и она поспешила домой.
Она сказала, что доктор Барнаби предупреждал о подобном. Из-за несчастного случая мой мозг…
– Что мой мозг? – огрызнулся я. – Начнет выдумывать случайных азиатов?
Она перевела дыхание, скорее всего, пытаясь успокоить растущий гнев.
– Я просто говорю, – мягко начала она, – что ты только что пережил серьезную аварию. И теперь страдаешь от амнезии.
– Я его не выдумывал! Поин приходил к нам! И как ты объяснишь, откуда я знаю, что такое хоттеок?!
Она поперхнулась.
– Что? И как его звали, как ты сказал… Поин? – Кеннеди произнесла его имя так, словно понятия не имела, откуда это взялось.
– Да что с тобой? Какого черта я стал бы придумывать такое имя, как Поин?
И на этом все не закончилось. На следующий день Тревор, Вайолет и я пошли купить крылышек. Кеннеди пришлось задержаться на работе из-за дедлайна. Мое сердцебиение болезненно участилось… а потом успокоилось само собой. Мы заказали еду, Тревор, извинившись, вышел в туалет. А когда двадцать минут спустя вернулась официантка, на подносе стояли только две порции. Одна для Вайолет, другая для меня. Я тут же сообщил ей, что часть заказа потерялась. Не хватало порции для нашего друга Тревора.
И тут Вайолет спросила: “Для кого?”
Второй раз то же самое. Это начинало надоедать. Я немедленно встал и направился в туалет. Его нигде не было видно. Абсолютно пустой туалет. Тревор исчез. Никаких следов его присутствия не осталось и в телефоне.
Я вернулся к столу и рассказал Вайолет о Треворе. Конечно, она ничего не помнила ни о нем, ни о нашем вчерашнем разговоре, ни о исчезновении Поина. Я все твердил, что Тревор приходил каждый день после того, как меня выписали. Рассказал, о чем мы с Тревором говорили, что его юмор помог мне пережить многое из произошедшего. Что он держал меня на плаву. Помог снять стресс из-за того, что я так много забыл о своей жизни…
Вайолет поняла, что я расстроен, попросила официантку упаковать еду с собой и увезла меня домой. На пороге моего дома она с грустью в глазах обняла меня. Сказала, что мы поговорим об этом подробнее завтра. В груди снова расцвела боль. Наверное как следствие шока от происходящего. А потом Вайолет ушла. И я вдруг почувствовал, что больше ее не увижу. Никогда. И был прав.
Когда Кеннеди вернулась домой, она сказала, что Вайолет не существует. Мой телефон подтвердил это.
Я не понимал, что происходит. Не выдержал и крикнул Кеннеди, что это безумие. Что людей просто невозможно придумать. Яростно спорил с ней, кричал, что не могу выдумать что-то вроде парня по имени Поин или нового хот дога под названием Мак-сосистер. Или парня-профессионального испытателя медицинской марихуаны, подрабатывающего трупом в телевизионных шоу. Это совершенно не мое! Я не настолько креативен. Мой разум так не работал. Я сказал ей, что боюсь, что схожу с ума.
Той ночью Кеннеди отвезла меня в больницу. Мой врач – женщина по имени Джемма (ведь никто не помнил доктора Барнаби) – сделала мне МРТ, чтобы выяснить, не случилось ли кровоизлияние в мозг. Сказала, что если в мозгу были повреждены кровеносные сосуды, это могло бы объяснить галлюцинации с Поином, Тревором и Вайолет.
Пока я сидел в одной из больничных палат в ожидании результатов компьютерной томографии, руки снова задрожали. Я пытался остановить их, но не смог. Усилились боли в груди, а затем замигали лампы, окутывая меня чередующимися вспышка тьмы и света. Я услышал взрыв разряда электричества, знакомое приглушенное пищание… Лампочка вспыхнула, посыпались искры… А затем все вернулось в норму, и я был в порядке. Потерянный, я провел руками по лицу, все думая, почему это происходит со мной. Дверь открылась, и вошла Кеннеди с легкой улыбкой на красивом лице, едва скрывающей печаль в глазах. Она нервно сглотнула и села рядом. Увидев ее, я немного успокоился.
– Привет. Мэдисон с моей мамой?
Кеннеди моргнула.
– Кто?
У меня кровь застыла в жилах. Пульс участился. Я резко встал на ноги. В мой желудок будто бросили холодный свинцовый шар, влекущий меня вниз, в пустоту.
– Мэдисон!! Где она?
Кеннеди поднялась на ноги.
– Да кто, черт возьми, такая Мэдисон!?
– Наша дочь!
– У нас нет дочери!
Я слышал ее слова, но не воспринимал.
– Кеннеди! Пожалуйста! Скажи мне. Скажи мне, что ты помнишь ее!
– Милый, ты меня пугаешь.
Ноги подкосились. Я рухнул на пол. Моя дочь. Моя милая, ненаглядная дочь. Она… она ушла. Свет снова замигал, и боль развернулась в полную силу. Перед глазами все поплыло. Эхо в голове вернулось, запищал кардиомонитор. Я схватился за грудь, хватая ртом воздух. Казалось, что сердце сейчас разорвется. Кеннеди бросилась прочь и притащила доктора Джемму. Мое зрение снова затуманилось. Что-то взорвалось внутри меня, и я почувствовал, как холод разливается по телу. Пришла новая боль, охватившая конечности. Я яростно брыкался и молотил руками. Пытался закричать от боли, но голос не шел, горло сжалось, будто меня душили.
Затем снова замигал свет, и наступила тишина.
***
Я прихожу в себя в больнице, в окружении незнакомых людей. Врач, пожилой индеец с мягким лицом. Две медсестры и то, что осталось от реанимационной тележки. Моя грудь горит, будто ей не раз пришлось встретиться с дефибриллятором.
– Что… – пытаюсь заговорить.
Доктор подходит ближе.
– Сэр. Нужно, чтобы вы выслушали меня. Вы…
Обрываю его.
– Где… где моя жена?
Теперь он смущен.
– Сэр. Вы…
– Где моя жена??
– У вас нет жены, – тихо отвечает он.
У меня совершенно нет сил, я падаю головой на подушку. Слезы катятся по щекам. Я просто не понимаю…
Врач продолжает:
– Меня зовут доктор Редди, и последние несколько дней вы были в коме. Ваше сердце останавливалось несколько раз, и нам приходилось реанимировать…
И вот тогда все обретает смысл. Я игнорирую остальные его слова, туман в памяти рассеивается. Я все вспомнил.
Я всю жизнь работаю бальзамировщиком в местном морге. Из-за этого у меня нет друзей. Никого, кто мог бы и близко сравниться с Поином или Тревором. Расписание слишком беспорядочное: я либо сплю, либо работаю. У меня нет сестры, с которой я путешествовал бы по Америке, пробуя разные блюда. Мама? Давно умерла. Вот почему я так расчувствовался, когда увидел ее.
У меня нет жены. И нет Мэдисон. Я не заблуждаюсь относительно себя: как выгляжу и где работаю. Знаю, что у меня нет абсолютно никаких шансов когда-либо снова увидеть их прекрасные лица. Слезы подступают. Всхлипываю, пытаясь сдержать рыдания.
Мои глаза останавливаются на реанимационной тележке рядом с кроватью. Еще несколько деталей пазла встают на свои места. Боли в груди? Это были разряды дефибриллятора. Я умирал, и именно из-за него все исчезли.
По правде говоря, моя жизнь – отстой. Я ненавижу каждый день, когда прихожу домой с работы, пропахший формальдегидом. Вся моя крошечная квартирка пропахла им, особенно мои простыни. Как бы я ни старался, как бы усердно ни стирал, запах никогда не исчезает. Именно из-за этого так тяжело оставаться здесь, зная, что где-то для меня есть лучшая жизнь. Этой ночью я плачу, пока слезы не иссякают.
***
Теперь, когда мне лучше, когда меня выписали домой, я знаю, что нужно делать. Я знаю, как вернуться к ним.
Увидеть их снова.
Завтра тот самый день. В первый раз это была случайность, на теперь я все сделаю намеренно. Я знаю точное место, знаю дерево, в которое нужно врезаться. Я арендовал машину, и потратил последние 200 долларов. Купил новую одежду, чтобы поприветствовать их. Купил коробку хоттеок для Поина, бинокль для Тревора, чтобы удобнее было рассматривать людей в кофейнях, и книгу “Best of Yelp” для Вайолет.
Что касается Кеннеди и Мэдисон, им ничего не нужно. Все, что им нужно, это я. А они нужны мне. Они мои. Мои идеальные девочки. Мои прекрасные ангелы.
Я люблю вас, девочки.
До скорой встречи.
Папа возвращается домой…
~
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
