Калхоуны приехали ночью.
Образцово-показательная семья втащила внутрь всю свою жизнь, наполнив дом, разделенный на две половины прямо посередине, приглушенным скрежетом и стонами.
Их было трое: мама – худощавая брюнетка, сильный и красивый отец и одиннадцатилетняя дочь, чуть младше меня.
Я вообще-то никогда толком и не видела Калхоунов. О них мне рассказали родители.
На следующее утро после переезда, мама пошла к ним с запеканкой, а вернулась с растерянным лицом. Она сказала только, что мать семейства была “холодной”. Что бы это ни значило.
Папа не был заинтересован в общении с мистером Калхоуном, а я не думала, что смогу подружиться с их дочерью, пока вечером не нашла первую записку в вентиляции.
Вот так я стала другом по переписке с девочкой, которой нельзя было дружить.
***
ПРИВЕТ. ХОЧЕШЬ ДРУЖИТЬ?)
Записка, старательно выведенная карандашом на плотной фиолетовой бумаге, скользнула в вентиляцию, в углу моей комнаты.
Металлическая решетка, вставленная в бежевую раму, закрывала отверстие в стене размером с обувную коробку. Если опуститься на колени, сквозь вентиляцию можно было увидеть такую же комнату, как моя, в конце полутораметрового металлического туннеля.
В тот вечер свет по ту сторону был выключен, и я ничего не смогла разглядеть, кроме сложенной вдвое записки, лежащей на полпути между ее комнатой и моей.
Сняв решетку, я выудила записку, с корявыми печатными буквами, приглашающую меня быть друзьями.
А потом схватила карандаш со стола и ответила:
ДА. Я КАЙЛА. КАК ТЕБЯ ЗОВУТ?
Просунула записку обратно, закрыла решетку и легла спать.
***
Ответ ждал меня утром на том же месте.
Я МИННИ. НЕ РАССКАЗЫВАЙ РОДИТЕЛЯМ.
Почему она так говорит? Я нахмурилась, перечитывая записку. Странно.
ЧТО ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ?
Просунув записку в вентиляцию отправилась в школу.
***
КРИВАЯ ДАМА ГОВОРИТ, ЧТО МНЕ НЕЛЬЗЯ ЗАВОДИТЬ ДРУЗЕЙ(
Ниже Минни пририсовала человечка из палочек с копной растрепанных волос и множеством согнутых конечностей. Он был так похоже на паука, брр. От одного взгляда по коже побежали мурашки, а колени ослабли.
Кривая дама…
Я думала о том, чтобы рассказать родителям, но они отправятся к соседям, требуя ответов, и я не стала этого делать.
И просто написала Минни:
КТО ЭТО?
К тому времени, когда мое домашнее задание было выполнено, пришел ответ. Записка, от которой у меня сжало грудь.
Я уставилась на нее, пытаясь осмыслить увиденное.
Под рисунком появилось новое слово. Слово, от которого у меня почему-то закружилась голова, будто пол под ногами стал вязкой, колышущейся слизью, а стены завернулись вокруг водоворотом, и все продолжали свиваться в спирали. Слово, сошедшее с бумаги и отпечатавшееся на сетчатке, оставшееся кудрявыми завитками на тыльной стороне моих век.
Маленькая девочка по имени Минни ответила мне аккуратным курсивом:
СТРИНГМАСТЕР.
***
Дни проходили один за другим. Миновала неделя. Вторая. На улице похолодало, осень вступила в свои права и украла зелень с деревьев, окрасив их в яркие краски. Воздух стал студеным, ветер обнажил ледяные клыки, прокусывающие плоть и кости.
И все эти странные, холодные недели о Минни ничего не было слышно. Я отправляла записки через вентиляцию, но ничего не получала взамен, кроме странного шума, порой просачивающегося с той стороны ночами.
Там кто-то разговаривал приглушенными голосами, слишком искаженными жестяной трубой, чтобы можно было разобрать слова… если это вообще были слова. Иногда, если прислушиваться достаточно долго, они становились похожи на горловое пение – странные слоги звучали снова и снова – я никогда еще не слышала ничего подобного.
Я видела их иногда. Раз или два, как мать выносила мусор. И как отец семейства шел на работу.
Но никогда не видела Минни.
Родители так и не узнали о нашей переписке. Я похоронила её в воспоминаниях, надеясь, что щемящее чувство внутри живота пройдет.
Но он не прошло. Меня как-будто что-то грызло изнутри.
“Стрингмастер”.
В тот день на ужин был ростбиф. Я ненавидела ростбиф.
Подперев голову рукой, я гоняла кусочки еды по тарелке, наколола один на вилку, откусила, положила обратно и наконец решилась.
– Кто такой Стрингмастер? – спросила я у родителей.
Мама озадаченно на меня посмотрела. Папа даже не поднял глаз от традиционной вечерней газеты.
– Это такая забавна гитара, милая, – рассеянно пробормотал он.
Но мама не отрывала от меня пристального взгляда.
– Кайла, где ты это услышала?
– Не знаю…
Мама нахмурилась и утопила свое беспокойство в бокале красного вина.
– А какие они, наши новые соседи? – снова спросила я.
– Жена очень холодная. А с ее мужем я еще не встречалась. Их дочь… – Тонкое бледное лицо моей мамы под копной светлых кудрей сморщилось в попытке подобрать слова. – …она странная.
– Ты видела Минни?
Мама нахмурилась.
– Ее зовут Минни?
Я вспомнила записку: “не рассказывай родителям” – и решила соврать.
– Я не знаю. Наверное. Вроде бы ее так звала мама.
– Ну да, – фыркнула мама. – Просто она показалась странной. Я видела ее только мельком – маленькое паршивенькое создание. Уверена, что она милый ребенок, но…
Мама замолчала и как будто даже вздрогнула.
– Я не хочу, чтобы ты с ней играла, – заключила она. – Особенно там. Ее мать такая холодная.
Ужин закончился в молчании.
***
Я умылась и натянула пижаму, уже собираясь лечь. Но все же решила последний раз проверить свой “почтовый ящик” в углу комнаты.
Я не ожидала найти записку. Но она была там. Снова лежала ровно на полпути между нашими комнатами.
ЧАЕПИТИЕ – СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ, ПЕРЕД СНОМ, ВНИЗ ПО КРОЛИЧЬЕЙ НОРЕ И ПРЯМО В СТРАНУ ЧУДЕС. МИННИ.
Сердце мое заколотилось, я едва дышала. Снова и снова я перечитывала записку, размышляя, стоит ли принять приглашение или просто скомкать его и забыть о подруге по соседству.
В нерешительности я сидела на краешке кровати.
А потом сгребла с прикроватной тумбочки деревянные четки с крестиком и полезла через вентиляцию в туннель, ведущий в комнату Минни.
Не знаю, зачем я взяла четки. Возможно интуиция подсказала, что они мне понадобятся. Но, протискиваясь по холодной металлической шахте вентиляции – кроличьей норе, – я поняла, что никогда не была ни за что так благодарна, как за то, что с шеи моей свисал холодный крест.
Распятие вело меня сантиметр за сантиметром и защищало от всего – в том числе Стрингмастера – что таилось вокруг.
А потом я встретилась с Калхоунами.
***
Спальня Минни должна была быть такой же, как моя. Одинаковые форма и размер, но на этом сходство заканчивалось. У меня были розовые обои, а у нее – голая штукатурка. Над моей кроватью висел балдахин, как у принцессы, а напротив стояло огромное зеркало, а у нее в углу валялся продавленный матрас с клубком грязных одеял, свернувшихся, как мертвое животное.
Я почти ничего не видела. Свет не горел и комната терялась в тяжелом мраке, сгущавшем сам воздух, заставлявшем меня пригибаться к земле, и наполнявшем легкие свинцом.
– Минни? – хрипло прошептала я.
Никого. Я сидела на полу прогнившей спальни в полном одиночестве, вдыхая спертый воздух.
Из коридора донесся скрип. Рассохшееся дерево стонало под тяжестью шагов.
Я заметила, что дверь спальни открыта и вздрогнула от темноты, сочащейся через порог. Дверной проем был похож на рот, голодный рот, только и мечтающий проглотить мое теплое живое тело.
Я вся напряглась. Легкие туго сжались, отказываясь вдыхать. Сердце бешено колотилось, впечатываясь в грудную клетку до хруста костей, горячая кровь стучала в ушах.
Скрип.
В горле пересохло.
Скрип.
Теперь ближе. Нечто шло ко мне по коридору под холодной вуалью тьмы. Нечто, живущее в темноте и плодящее ужасы ночи.
Скрип.
Крик нарастал в моем горле, готовый сорваться с губ…
– Кайла? – В дверном проеме появилась маленькая фигурка, угловатой девочки, выглядевшей так, словно всю жизнь прожила в мучениях.
Минни.
“Паршивенькое создание”, – сказала моя мама. И она была права. Крошечная, истощенная, с редкими, сальными соломенными волосами. Она выглядела так, словно под поношенным розовым платьем не было ничего кроме проволоки и кожи. Будто жалкая кукла.
– Минни?
Она кивнула в темноте. В слабом свете из вентиляции ее лицо будто менялось и плыло.
Минни прошаркала в комнату и улыбнулась мне.
– Ты как раз вовремя, – хрипло прошептала она.
Мне не нужно было спрашивать, почему она шепчет. Я знала почему – чувствовала беспокойство, будто колокол зазвенел внутри меня и затих.
– Где твои родители?
Минни наклонила голову и нахмурилась, будто это был странный вопрос.
– Они здесь. Они всегда здесь.
В ее доме не горел свет. И я не стала спрашивать почему.
Мы пошли по коридору, вниз по лестнице и в столовую. Тусклые свечи торчали под странными углами с полок и столиков, тускло освещая пространство.
На грани зрения танцевали тени, будто со всех сторон за нами наблюдали бесчисленные глаза и рты, полные клыков.
На кухне нас встретили пустые шкафы: ни тарелок, ни еды. А вдоль стен столовой громоздились коробки с вещами, сваленные как гигантские кирпичи.
В этом доме будто никто никогда не жил, не говоря уже о семье из трех человек.
Но обеденный стол был накрыт для чаепития. Сладости и выпечка, еще теплая и пахнущая сахаром, спиральными башнями поднимались вокруг начищенного чайника и четырех розовых чашек.
– Для кого это? – спросила я, имея в виду две лишние чашки.
Минни не ответила, только с улыбкой села на свой стул.
Я села напротив, едва живая от страха. Желудок скрутило, горячая желчь подкатила к горлу. Минни старательно разливала чай на четверых.
Я должна была уйти. Отшвырнуть стул и бежать, бежать, даже не думая оглянуться назад.
Но я этого не сделала.
Не могла.
Я больше себя не контролировала.
Теплый кислый страх заливал нос и горло, затоплял меня, как кипяток, но я не могла пошевелиться.
Только сидеть и ждать, когда появится Кривая Дама.
– Мои родители хотят с тобой познакомиться. – Минни поставила чайник.
Я хотела ответить, но не смогла. И все равно открыла рот, надеясь, что получится сказать, что я хочу уйти.
Неприкрытый кричащий ужас ошеломлял.
– Стрингмастер, – прохрипела я наконец. Не знаю, откуда это взялось, но так оно и было.
Минни склонила голову и ухмыльнулась. Губы растянулись, обнажая крошечные уродливые зубы, и она прошипела:
– Как пожелаешь.
И распалась на части.
Маленькое невинное личико моей подруги по переписке исказилось от едкой агонии, будто скрученное невидимой рукой. Глаза высохли и съежились, как слизняки на горячем бетоне, курносый нос провалился, оставив темную впадину.
Она захрипела. Что-то двигалось под ее кожей, извивалось, скользило вверх и вниз по телу, как рой насекомых.
Череп затрещал, выпуская черный мешок, раздувающийся, как переполненный водяной матрас. Черный насекомоподобный отросток, похожий на руку, покрытый жесткой щетиной, вылез из ее рта и ощупал лицо мерзкими тонкими пальцами.
Тело Минни, хрупкое и невесомое, съежилось к кресле, как бумага, пожираемая огнем.
А потом она просто… порвалась. Как тряпичная кукла в руках жестокого мальчишки. Под звуки рвущейся ткани, ее тело лопнуло, оросив стол и меня теплой кровью. И тогда явился Стрингмастер.
Минни больше не существовало. Она и была лишь оболочкой. Высокое, похожее на женщину существо заняло ее место, мясистое и пульсирующее, с множеством ломанных лапок, прорастающих сквозь копну жестких волос.
Голова с высокими скулами, несомненно женская, колебалась и расплывалась, будто отражение в воде. Вот это лицо Минни, а потом женщины, которая должна была быть ее матерью, а следом – лицо мужчины, твердое и застывшее в агонии.
Стрингмастер росла, ее суставы трещали, и вот она уже почти касалась потолка.
Она нависла надо мной, меняя тысячи лиц: мужских, женских и детских, незнакомых мне лиц. Лиц, искаженных мучениями, навечно впаянных в то, что зовет себя Стрингмастер.
Я не могла кричать, пока не раздался стук во входную дверь. За ней слышались голоса, родные, знакомые мне голоса.
Мои родители стучали в дверь, выкрикивая мое имя.
Наверное они нашли мою комнату пустой, вентиляцию открытой и увидели туннель в этот неимоверный кошмар.
Когда входная дверь распахнулась, я наконец обрела дар речи и закричала.
Боже, как я кричала.
***
Чаепитие у Минни случилось уже много лет назад, но следующие несколько мгновений я до сих пор помню с поразительной точностью.
Под аккомпанемент криков и стука, Стрингмастер с невероятной скоростью съеживалась, складываясь сама в себя, одновременно раздаваясь в стороны. Мясистые складки плоти навалились на два стула по обе стороны от меня, и приняли знакомые формы.
Мужчина и женщина вырастали на сидениях, будто надувные куклы.
Вот их плоть порозовела, согрелась жизнью. Вот они заморгали, будто просыпаясь ото сна…
А вот распахнулась входная дверь, открытая запасным ключом, все еще хранившимся у моих родителей. Они ворвались внутрь, крича мое имя и замолчали, увидев Калхоунов и меня за столом, накрытым к чаю.
Стрингмастер имитировала нормальность, ждала, что мои родители подойдут ближе, чтобы забрать всех нас и похоронить в очень-очень темном месте.
А я могла только кричать без остановки.
Когда родители подошли к столу, тело миссис Калхоун раскололось, словно расстегнули молнию, и дюжина волосатых щупалец вырвалась из ее тела.
Мама даже не успела закричать, когда мощные лапы сомкнулись вокруг нее и утянули в черную массу жидкой плоти, заменившую миссис Калхоун.
Я видела, как мама тает, как воск на жарком солнце, как пузырилась кожа, когда ее вплетало в плоть Стрингмастера… еще одно лицо для ее коллекции.
В то же мгновение сотни щупалец вырвались из мистера Калхоуна и Минни, пронеслись по комнате подобно яростному торнадо из плоти, подобно урагану, засосавшему нас с отцом туда, во тьму, где царила холод и серость, где оставалось только молить о смерти.
***
Я плыла по океану темной слизи, и множество других плыли вместе со мной. Слишком много, чтобы сосчитать, изломанные безвольные фигуры, молчаливо дрейфующие в потоке. Как марионетки, которых уносит река.
Я огляделась в поисках родителей…
Я не могла дышать. Легкие сжимались и горели без кислорода.
А потом во мраке появилась далекая бусинка света – серый мерцающий живой огонек, принадлежащий чему-то древнему и ужасному, – и я бросилась к ней, к манящей реальности, которую обещал этот свет.
Но он был так далеко, так…
…близко. Он плыл прямо передо мной – холодный шар серого свечения, пульсирующий в море слизи.
Я попыталась дотронуться, но руку обожгло невыносимым холодом. На коже вздулся волдырь.
Хоть бы глоток воздуха. Хоть один. Грудь наполнила яркая боль, и мне так нужен был…
Что-то серебристое проплыло мимо, словно маленькая рыбка.
Что-то знакомое.
Протянув руку, я выхватила четки из пустоты.
Распятие сияло теплом и безопасностью.
Я поняла, что нужно сделать… но слишком поздно.
Тьма затопила мое зрение, сводя картинку до размера булавочной головки, окутывая меня оцепенелым одеялом смерти.
Я больше ничего не чувствовала, холодная и омертвевшая, безжизненная, пустая – еще одна оболочка, которую натянет Стрингмастер, чтобы забрать других…
Этого нельзя было допустить.
Нельзя.
И когда мое зрение окончательно погасло, я подняла распятие и нанесла удар.
БАМ!
Серый шар света разразился какофонией криков и боли – голосами бесчисленных измученных душ.
Море слизи отхлынуло, оставив меня болтаться в пустоте, но теперь я могла дышать! В легкие хлынул воздух, и хоть он был суть смерть, гниль и разложение, я плакала от счастья…
А потом оказалась в дуплексе. Вся пропитанная кровью, как впрочем и стены, раскрашенные плотью, слизью и костями Стрингмастера, которую я убила маленьким крестом.
Мои родители лежали на полу – беспорядочная груда конечностей, – пораженные, с затуманенными глазами, но живые.
Остальным повезло меньше.
Минни Калхоун, ее мать и отец, чьих имен я не знаю, отошли в мир иной.
По крайней мере, мне нравится так думать.
Я не знаю, что случилось с ними – или с другими, – когда я проткнула пульсирующий жизнью шар своим крестом.
Но я знаю, что до сих пор мечтаю о нем.
О том странном океане слизи, внутри существа, зовущего себя Стрингмастер.
Существа с бесчисленными телами.
~
Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
