Всю жизнь я придерживался странного обычая, принятого в наших краях. Всю жизнь считал его суеверием. А теперь только он и может спасти меня.
Многие уже не помнят, что Рождество замешано на страхе. Ужас завернули в красивую упаковку, дали ему лицо веселого бородатого толстяка и окутали звоном колокольчиков и топотом копыт восьми северных оленей.
Но в моем маленьком городке в Пенсильвании помнят.
Мы называем недели, предшествующие Рождеству, Красным Сезоном. В первый день декабря появляются первые ленты, как множество алых ран на животах самых древних деревьев перед нашими домами. На закате каждая семья собирается на своей лужайке и туго повязывает ленту цвета крови. Никаких бантов, никаких украшений. Лишь один тяжелый узел. Каждый член семьи прикасается к ленте, прежде чем вернуться к своей жизни еще на двадцать четыре часа. А потом все повторить снова.
Новая лента на каждый день, перед Рождеством.
Для меня в этом обычае не было ничего странного. Я занимался этим всю жизнь и думал, что все остальные тоже празднуют свой Красный Сезон, пока в шестнадцать лет не пригласил лучшего друга Ника в гости первый раз. Мы познакомились с ним в Интернете в одной из онлайн-игр, и почти полгода я убеждал родителей, что он не какой-нибудь престарелый педофил. Убеждал позволить ему приехать к нам ненадолго. В конце концов они согласились. Рейс был забронирован. И за три дня до Рождества он прибыл в наш опутанный красным город.
***
– Вы, ребята, тут отрываетесь вовсю, да? – сказал Ник, выглядывая в окно, пока мы медленно ехали по нашей улице.
– Мы должны, – мудро изрекла моя младшая сестра Тони с заднего сидения. Она настояла на том, чтобы поехать со мной в аэропорт, конечно, чтобы убедиться, что Ник тот, за кого себя выдает. Мой двенадцатилетний телохранитель. – Только так можно держать подальше Застывшего человека.
– Застывшего человека? – Ник полуобернулся к ней. Я прекрасно видел печать скептицизма на его лице даже краем глаза.
– Это просто суеверие, – вступил я. – У вас в Небраске такого нет?
– В Небраске нихрена нет.
– Берегись, берегись, Застывший человек идет! Вырванный из ледяного сна твоей благостью и весельем, теперь он идет за тобой, воплощение ужаса, и единственное твое спасение – спрятаться за полосами красного! Лента, повязанная перед домом, будет отгонять его и хранить тебя от участи добычи, – послушно продекламировала Тони.
Ник рассмеялся. Ей это не понравилось.
– И что, весь город участвует в этой фигне про застывшего человека? – Он попеременно смотрел на нас, ухмыляясь.
– В основном да. – Я пожал плечами. – Если кто-то не вешает ленты перед домом, за них это делают другие.
– Да эти деревья все замотаны! Как долго вы, ребятки, этим занимаетесь?
– Двадцать четыре дня, – ответила Тони. – Мы должны вязать ленты, пока Санта не придет и не загонит Человека обратно в его могилу.
– Санта? Реально?
– Ну, это скорее как Дух Рождества или приход Иисуса, или что-то в этом роде. – Я решил вступить.
– И что же такого страшного в “застывшем человеке”, что все занимаются… этим?
Я позволил Тони, все еще безумно увлеченной городской легендой, самой объяснить историю Застывшего человека. И она воспользовалась возможностью на все сто. С пылом Истинно Верующей.
Мрачная история рассказывала о забытом и всеми отвергнутом бродяге, которого люди оставили умирать на улице, пока праздновали свое Рождество. Его нашли перед церковью, замершего на месте, как вкопанного, стоящего с рукой, протянутой к двери… Люди похоронили его в безымянной могиле на окраине и забыли, как о ненужной вещи. Но ровно до следующего декабря. Первого числа поползли слухи, что его видели стоящим на улице под окнами горожан. Начали исчезать люди. В первый день – один. Во второй – два. И так дальше. И только те горожане, чьи дома были украшены красными лентами, избежали печальной участи. Никто не знал, почему он не мог пересечь алую черту, но с тех пор красная лента стала символом защиты от злого духа.
– Но, если он все-таки найдет тебя, тебе почти никак уже не спастись. Он двигается, только если двигаешься ты, так что ты будешь обречен стоять на месте, пока не замерзнешь. Либо побежишь, но с каждым твоим шагом он будет оказываться все ближе и ближе, пока не поймает тебя! – Тони схватила воздух обеими руками. – Единственный способ спастись – попасть в дом, защищенный лентами.
– Звучит тупо, – усмехнулся Ник.
– Ну, раз ты такой храбрый, может, тогда и подождешь его снаружи, – отрывисто заявила Тони.
– Может, и подожду.
– Хорошо!
– Отлично!
Шикарное начало выходных.
***
Я представил Ника родителям, и те вздохнули с облегчением, увидев все того же неуклюжего подростка, что и на фотографиях. Показали дом. Совсем немного времени понадобилось, чтобы исчезла затянувшаяся неловкость первой личной встречи, и вот мы уже загрузили ноутбуки и запустили игру.
Той ночью, после очередного раунда в Call of Duty, Ник закрыл свой бук.
– И ты реально веришь в этой бред про человека?
– Не, это то же самое, что и все остальное рождественское дерьмо. Как злобный Санта из Германии, или откуда он там, и все такое.
– Значит, ты бы не расстроился, если б пропало несколько лент?
Я закатил глаза и откинулся на спинку стула.
– Нет, это же просто сказка.
– Так давай сделаем это.
– Что?
– Пойдем и снимем несколько ленточек! Будет весело! Немного попугаем народ.
Я колебался. Конечно, я давно уже не верил в Застывшего человека, но вот наказание, если нас поймают, было вполне реальным. Разозлить родителей, особенно перед тем, как на Рождество ожидалось несколько приятных подарков, было намного более пугающей перспективой, чем встреча с монстром из сказки.
– Ну, не знаю, чувак. Рыться в вещах соседей… У нас могут быть неприятности.
– Уже почти полночь, кто там будет сейчас выглядывать нарушителей в окна? Мы просто быстренько пошалим у какого-нибудь дома. Никто нас не заметит. Никто ничего не узнает до следующего утра.
Я буквально видел, как новый внешний жесткий диск, о котором я так мечтал, уплывает из-под елки.
– Давай, Пит, не будь такой трусливой сучкой!
***
Весь вечер валил снег, и теперь белоснежное одеяло хрустело у нас под ногами. Я прятал ледяные, несмотря на перчатки, руки глубоко в карманах куртки.
– Мы оставляем следы, – проворчал я. – Они приведут прямо к моему дому.
– Хорош ныть, тупица, – пренебрежительно бросил Ник. – Просто потопчемся туда-сюда еще по нескольким подъездным дорожкам, чтобы и там были следы.
– Тупость.
– Заткнись и выбери дом.
И я выбрал. Дом миссис Тепитт. Пожилой дамы, которая жила одна и всегда гасила свет ровно в восемь тридцать. В такой поздний час она точно должна была спать. Мы тихо прокрались по ее лужайке, и Ник перерезал ленты на старом дереве кухонными ножницами.
– Скорей! – прошипел я.
Он отмахнулся и разрезал последнюю алую полосу. С торжествующей ухмылкой засунул пачку лент в карман и бросился бегом к входной двери миссис Теппит и обратно, оставляя за собой отчетливые следы.
– Ты пробегись по тем домам, а я – по этим. Вперед!
Когда мы закончили, грязные цепочки следов опутали всю улицу. Запыхавшиеся и раскрасневшиеся от холода, мы бегом вернулись в дом и рухнули в моей комнате, зажимая рты руками и давясь от смеха. Ник победно поднял над головой разрезанные ленты, как трофей.
Соседей же наша ночная выходка позабавила куда меньше. Когда с утра на дереве миссис Тепитт не обнаружили лент, в городе начали поговаривать о вандализме. Что было намного, намного серьезнее, чем какая-то легенда. Мы с Ником делали самый невинный вид, пока мои родители рассуждали, кто мог сотворить подобное с рождественскими украшениями бедной старушки. Кто-то из соседей позвонил в дверь, чтобы проверить, как она.
Миссис Тепитт не ответила.
– Она, наверное, уехала к родным в Филадельфию, – сказал папа.
– Вчера она была дома. – Моя мама не согласилась.
– Лил, это же всего в трех часах езды. Не кругосветное путешествие.
Тони, вместе с нами наблюдавшая за происходящим с крыльца, вцепилась мне в руку с побледневшим лицом и широко раскрытыми глазами:
– Застывший человек!
Ник счел все это крайне веселым.
– Давай повторим сегодня вечером! – прошептал он после того, как все ушли в дом.
– Все вроде очень расстроились из-за этого, – сказал я, неопределенно махнув рукой в сторону дома миссис Тепитт.
– И поэтому это так классно! Да ладно тебе, чувак, какая-то пара ленточек. Если нас поймают, просто повяжем новые.
Я вздохнул. Определенно, мне не видать нового жесткого диска.
***
Той ночью Ник сам выбрал следующую цель: дом Кларков ниже по улице. Тони дружила с их маленькой дочерью Эммой. И, судя по словам моей сестры, бедняжка дико испугалась, что Застывший человек теперь придет за ней. Пока девочки играли, она ни о чем больше не могла говорить. Я подумал, что немного подло резать ей ленты, зная все это… но в то же время это было и забавно. И согласился.
– Но это в последний раз, хорошо?
Ник мотнул головой, что в равной степени могло означать и согласие, и ироничное “да, конечно”.
Как только храп отца из комнаты родителей разнесся по дому, мы спустились вниз и выскользнули через парадную дверь. Я и Ник, снова с полюбившимися ножницами в кармане
На этот раз на улице было холоднее. Знаете такой холод, который просачивается через все слои одежды и дальше в самую глубь тела, пробирая до костей? Я громко клацал зубами, обхватив себя руками. Ник шел впереди, оставляя длинные полосы обледеневшего белого пара при дыхании. Погода охладила наш энтузиазм. До лужайки Кларков мы добирались почти бегом.
Ник опустился на колено у обмотанного лентами дерева и приготовил ножницы.
Над нашими головами распахнулось окно.
– Вы что делаете? – требовательно спросил тихий голос.
Эмма Кларк пристально смотрела на нас сверху.
– Э-э-э, – только и смог выдавить я, слишком закоченевший, чтобы придумать правдоподобный ответ.
– Просто проверяем ваши ленты, плотно ли держатся. – Ник был само спокойствие.
– И тогда зачем тебе ножницы?
А вот к этому Ник был не готов.
– Это вы украли ленты миссис Тепитт, так? – обвиняюще сказала Эмма. – Вы… – Ее слова затихли пораженным вздохом.
– Эмма? – Я окликнул ее так громко, как только осмелился.
Но она больше не смотрела на нас. Глаза девочки, настолько широко открытые, будто хотели выпрыгнуть из черепа, были прикованы к чему-то за нашими спинами. Даже в тусклом свете я увидел, как побледнело ее лицо. И повернулся посмотреть, что так ее напугало.
Посреди улицы в желтом свете фонарей стоял человек. Изможденный, с побагровевшими губами и лицом, обезображенным мертвенными пятнами обморожения. И тянул к нам руку. Он стоял совершенно неподвижно, не считая шороха заиндевевшей одежды на резком ветру, трепавшем обмотанные алым деревья по обе стороны дороги.
– Н-ник… – Я нащупал плечо друга и рывком поднял его на ноги.
– Ты чего…
Я прервал его возмущения, ткнув локтем в ребра и указав пальцев на дорогу.
Холод вокруг нас стал еще сильнее.
– Да ты издеваешься… – В пораженном голосе Ника сквозило неверие.
Я еще крепче сжал его руку.
– Пит?.. – пробормотал он менее храбро, не в силах отвести глаз от застывшей фигуры.
– Не издеваюсь. – Я с трудом нашел силы для ответа.
Окно Эммы захлопнулось.
Застывший человек не пошевелился.
Я весь заледенел и теперь не смог бы отпустить плечо Ника, даже если бы постарался.
– Пит…
Я отступил на шаг назад. Застывший человек не шевельнул ни мускулом, могу в этом поклясться, но каким-то образом подошел на два шага ближе.
– Какого хрена. – Голос Ника превратился в испуганный писк.
Берегись, берегись, Застывший человек идет! Вырванный из ледяного сна твоей благостью и весельем, теперь он идет за тобой, воплощение ужаса, и единственное твое спасение – спрятаться за полосами красного! Лента, повязанная перед домом, будет отгонять его и хранить тебя от участи добычи
– К моему дому, – едва шевеля замерзшими, непослушными губами прошептал я. – Беги!
Дом был всего лишь в минуте ходьбы. Буквально несколько метров вверх по улице. Но во внезапно рухнувшей на город темноте и адском холоде короткий путь превратился в бесконечный. Ноги отказывались слушаться, я тащился, как во сне: отчаянно пытаясь бежать, но почти не сдвигаясь с места. У Ника получалось не лучше. Он скулил, пытаясь заставить заледеневшие конечности двигаться… Я обернулся через плечо. Зря.
Нисколько не изменив положения, Застывший человек сократил расстояние между нами вдвое. Его покрытые коркой льда белесые мертвые глаза жги меня, как угли.
И я заставил себя идти дальше. Прижал подбородок к груди и двинулся вперед через холод и поднявшуюся метель. Помчался, как мог, к своему дому, к дереву, обернутому красными лентами, горящими в темноте, словно маяк. Я нырнул во двор в последнем прыжке, прокатился по снегу и рывком вскочил на ноги. Входная дверь была так близко!
– Пит!
Я не видел, как Ник упал. Но слышал. Удар тела об асфальт. Суету и метания, когда он пытался встать на ноги. Я развернулся, протягивая ему руку…
Застывший человек стоял теперь над Ником. Но не тянулся вперед. Он наклонился, скрючился, смыкая изувеченные пальцы на куртке Ника…
Я завопил.
– ПИТ! – последний раз вскрикнул мой друг…
А потом я остался один кричать в смертный холод.
***
Родители вскоре нашли меня и отвезли в больницу. Тяжелое переохлаждение требовало серьезного вмешательства. Я то приходил в сознание, то снова терял его и, как мне потом рассказали, все время твердил, что Застывший человек забрал Ника. Мама и Тони не отходили от моей постели, а папа вызвался помочь полиции разыскать моего друга.
И утром в канун Рождества его нашли. Перед церковью, замершего на месте, как вкопанный, стоящего, протягивая руку к двери. И разевая рот в безмолвном крике.
Взрослые решили, что мы улизнули из дома и потерялись на улице из-за рекордного холода в ту ночь. Я, по их версии, сумел найти дорогу домой, а вот Ник забрел в город. И, поскольку он никого больше не знал, полиция предположила, что мальчик пытался найти убежище в церкви, но не успел.
Мою уверенность, что его забрал Застывший человек, назвали просто галлюцинацией. Они пытались допросить и Эмму, но она просто рыдала, и все решили, что девочке не нужен такой стресс. Ситуация только усугубилась, когда миссис Тепитт, названная мной еще одной жертвой Человека, вернулась домой после Рождества, которое провела с детьми в Филадельфии.
Тело Ника вернули в Небраску родителям.
Красный сезон закончился. Все продолжили жить.
Все, кроме меня.
***
Я все еще вижу Ника каждую ночь во сне. Замерзшего, с лицом, искаженным отчаянным криком, поднятой рукой. Ему не нужна была никакая церковь.
Ему нужен был я.
Все годы, что я живу в этом маленьком городке, я почитаю Красный Сезон, тщательно оборачивая дерево во дворе туго завязанными красными лентами каждый день, с первого по двадцать четвертое декабря. От начала до конца.
Но даже сейчас, если выгляну в окно после полуночи, я увижу их. Две фигуры, застывшие, как статуи в морозной ночи. Тянутся ко мне. Ждут меня.
Того, кто сбежал.
~
Оригинал (с) Pippinacious
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
