Фобия управляет нами. Фобия диктует, как реагировать на даже самые безобидные вещи. Фобия уничтожает нас. И может обернуться чем угодно, если мы попробуем контролировать ее.
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
~
Должна признать, что по мере того, как мы приближаемся к моей очереди делиться, я чувствую, как внутри растет такое знакомое беспокойство. Фобия привела меня к нескольким ужасным поступкам, и мне будет не просто рассказать вам об этих событиях, вам, проявившим такую доброту и участие. Я поделилась некоторыми комментариями с Эди и она была так тронута потоком сострадания..
Остается только надеяться, что и мне достанется хотя бы толика, хотя я знаю, что совершенно не заслуживаю этого.
***
Теперь настала очередь Тиген, молодой женщины, истощенной и изможденной. Я дала бы ей около двадцати лет. Женщины, не выпускавшей из рук сигарету. Женщины с впалыми щеками, запавшими серыми глазами. Она выглядела так, будто за последний год ни разу нормально не поела. Вьющиеся светлые волосы, тусклые, блеклые и пожелтевшие от сигаретного дыма ногти только подкрепляли это предположение. Безразмерный свитер сидел на ней как мешок, спадал с костлявого плеча, леггинсы, заправленные в пару угг, плотно облегали узловатые колени.
– Я Тиген, – пробормотала она, прикуривая очередную сигарету в пламени дешевой зажигалки. – Прежде чем начну, я бы хотела кое-что прояснить. Уверена, вы все думаете, что поняли, что со мной: “Гляньте на эту костлявую задницу, у нее точно расстройство пищевого поведения, она, наверное, боится еды, бла-бла-бла…”
Она насмешливо протянула каждое слово, которое сейчас блуждало в моей голове, заставив мои щеки виновато вспыхнуть. А меня задаться вопросом: что думали остальные обо мне и моей обрубленной руке.
Вся группа смущенно молчала. Тиген цинично усмехнулась:
– Так и думала. Технически, эти предположения верны, в некой степени, по крайней мере, но я здесь не поэтому. У меня ангинофобия – боязнь задохнуться, – пояснила она, выпрямляясь на стуле.
Не могу себе представить, как ей удавалось так долго сидеть на практически голых костях.
– У меня и правда расстройство пищевого поведения, но с анорексией оно не связано. А связано со сном. – Тиген затянулась, прежде чем продолжить. – Я ем во сне. Навязчиво. Я не осознаю себя в этот момент, не знаю, что делаю, не знаю даже, что снова ела, просто на следующее утро просыпаюсь с хрипотой и ощущением застрявшего в горле куска. Учитывая, как стремительно проходят эти эпизоды – иногда даже меньше десяти минут – не удивлюсь, если я правда активно давлюсь в это время. Я вспоминаю, что произошло, только когда обнаруживаю кухню полностью разгромленной. Везде разбросаны кастрюли и сковородки, пустые коробки из-под закусок и сладостей. На полу лужи чего-то липкого, вперемешку с крошками. Остатки моего безумного пиршества, – выдохнула она, завитки дыма запутались между потрескавшимися бледными губами. – И я могу съесть самые странные вещи: проглотить бутылку сиропа, зачерпывать пригоршнями арахисовое масло и поглощать его в огромных количествах. Ем даже то, что никогда не подумала бы положить в рот в сознательном состоянии. Я веганка, но во сне съедала все запасы сливочного масла моей соседки, а однажды целую банку майонеза, – рассказывала она, давясь от одной мысли.
От ее слов даже у меня болезненно скрутило живот. Тиген снова затянулась, гипнотизируя нас тлеющим угольком на конце сигареты.
– Закончилось все тем, что мне пришлось съехать. Слишком сильно на меня давило отвращение из-за поедания продуктов животного происхождения и стыд, неизбежно накрывавший каждый раз, когда я пыталась как-то объяснить свою проблему… Я собрала вещи, мою любимую крысу Рекса…
Резкий выдох Томасин прервал рассказ. Вся группа обернулась в ее сторону, и девушка зарделась от смущения.
– Простите, – пискнула она. – Я просто не люблю крыс… эти хвосты… они выводят меня из себя.
Тиген свирепо зыркнула на нее:
– Крысы очень умные, добрые и социальные существа. Из них выходят отличные питомцы, – заметила она с ноткой разочарования. – Я слушала о твоем странном дерьме, а теперь ты послушай о моем.
Томасин застенчиво кивнула, вся пунцово-красная:
– Прости.
Тиген снова крепко затянулась, стараясь успокоиться.
– Продолжай, когда будешь готова, дорогая. Мы все внимание, – мягко проговорила Эди.
– Спасибо. – Томасин благодарно повернулась к ней, выпуская дым из уголка рта в противоположную от пожилой леди сторону. – Я переехала в собственную квартиру вскоре после начала “эпизодов”. Подобное расстройство довольно часто развивается в зрелом возрасте. Я пыталась как-то его контролировать… Делала все как надо: изучала тему сна, принимала лекарства, терапию, даже пробовала гребаный гипноз, – описала она с мрачным смешком, постукивая сигаретой по пепельнице. – Ничего не помогло. В конце концов я сдалась и просто решила, что, раз не могу контролировать себя, изменю то, что контролировать могу. Чтобы максимально смягчить урон. Я полностью расчистила кухню и проход к ней, заперла все ножи, чтобы как минимум быть в безопасности. И начала запирать любую еду, чтобы добраться до нее было сложнее… и знаете что? – решительно спросила Томасин, слегка округляя серые глаза с темными кругами под ними. – Это сработало. Больше никаких пробуждений среди руин кухни, никакого стыда, смущения или потери контроля. Больше вообще никаких эпизодов.
Она затушила окурок в пепельнице, бросила его внутрь и достала следующую сигарету. Нескончаемый цикл.
– Но я забыла самое главное, – пробормотала она еле внятно, сжимая губами сигарету.
Щелкнула зажигалка, выпуская хилое пламя. Пауза обострила наше любопытство.
– Что ты имеешь в виду? – не выдержал Вало.
Тиген несколько раз быстро затянулась, раскуривая сигарету, прежде чем ответить:
– Проблема была не в еде, а во мне. Однажды утром я проснулась со знакомым ощущением першения в горле, но кухня была чиста. Я сразу почувствовала облегчение. Отперла все ящики, чтобы приготовить завтрак и в кои-то веки почти наслаждалась ощущением утреннего голода. А потом пошла в свободную комнату, чтобы выпустить Рекса, но обнаружила, что клетка открыта, а он… пропал. Я забеспокоилась, и тут запах рвоты, кислый и едкий, ударил мне в ноздри. Я последовала за ним в угол комнаты и, ну… и нашла его.
Тиген оглядела комнату и серьезно предупредила:
– Если вам сложно слышать о страданиях животный, я все пойму… быть может, вам стоит выйти из комнаты на пару минут. – Она смотрела на нас в поисках любого движения или реакции, в подтверждение своих слов стряхивая столбик пепла.
Никто не подал ни звука. И она продолжила.
– Я нашла свою крысу мертвой в луже рвоты. Тельцо было целым на вид, но внутри… все крохотные косточки… они были раздавлены. – Тиген едва выдавила последние слова, задыхаясь.
– О, Тиген… – ласково проговорила Сесилия, стараясь утешить безудержно рыдающую теперь женщину. – Мне так жаль.
Тиген медленно покачала головой, стараясь собраться с силами и продолжить свой рассказ. Несколько дрожащих долгих затяжек успокоили ее.
– И тогда воспоминание о событиях ночи поразило меня так же как и раньше, с любым другим эпизодом. Сразу, как только доказательство безумия оказалось у меня перед глазами… Я вспомнила, как открыла клетку и вытащила визжащего зверька за хвост… Вспомнила, как он в ужасе царапал мне щеки и язык, пока его драгоценная маленькая головка не хрустнула под моими зубами… – Она снова плакала, быстро дыша. – Я глотала его целиком, как птица, пока дергающийся хвост не вызвал рвотный рефлекс, проскользнув мне в горло, – всхлипнула она, ненадолго остановившись, чтобы утереть глаза и снова прикурить.
– Вспомнила, как я начала задыхаться… слезы жгли глаза, я упала на колени, хрипя и паникуя, внезапная нехватка кислорода душила меня и лишала разума. Я запустила пальцы в горло, стараясь ухватиться за кончик хвоста… и потянула его из себя несколькими рывками… его мех щекотал мне горло, сломанные ребра, проткнувшие шкурку царапали гортань, пока наконец… пока наконец я не вытащила его. Я бросила тельце на пол, меня вырвало, а потом… Потом я просто вернулась в постель, даже не осознавая, что сотворила со своим драгоценным любимцем, – простонала Тиген в агонии. Нам всем было очевидно, как она любила его. – Проблема была не в еде, а во мне. Меня нужно было запирать.
Алек громко вздохнул, выказывая общее настроение группы. У меня к горлу подкатила тошнота, но я старалась сохранять самообладание из уважения. Одно дело, если бы Тиген сотворила такое сознательно, добровольно… но вид моего завтрака на полу явно не помог бы ей сейчас исцелиться.
Тиген раздавила окурок в пепельнице. И сразу начала говорить, не прикуривая, прервав свой печальный ритуал.
– С тех пор любая твердая пища вызывает у меня такую реакцию. Стоит ей попасть ко мне в рот, я начинаю задыхаться, подступает рвота… а вместе с ней и воспоминание о том, что я сделала. И страх перед тем, что могла бы сделать. – Она прерывисто вздохнула, сдерживая новый приступ слез. – Я полностью изолировалась. От друзей, от семьи. Не хочу, чтобы они видели, во что я превращаюсь, не хочу объяснять им, что сделало меня такой. Я курю, чтобы заглушить голод… Знаю, что все это скорее всего убьет меня, но… я заслуживаю смерти.
Каждую ночь я сплю в крохотной запертой комнате. Питаюсь только жидким. И настолько боюсь подавиться, что даже это питание пропускаю через сито. Потому что, если съем хоть что-то твердое, я не только подавлюсь в тот же момент… Я будто снова проснусь в ту ночь.
Чтобы снова вытащить раздавленное тельце Рекса из глотки.
~
Оригинал (с) hercreation
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.