~
Наш разум глубок, беда не забывается,
Рожденный главами стонет.
Не скроешься, хоть и стараешься,
Ликетисплит все помнит.
***
Идем к лесу. Ночь тяжелыми масляными пятнами липнет к нашей коже.
Мы все ближе. К лесу, к высоким черным деревьям-исполинам, к семенам, подмигивающим нам из земли бледной эмалью… Грудь сдавливает тревога, но я стараюсь взять себя в руки.
Но ничего не могу поделать. Джейн проползает в мою голову, в мою память. События проигрываются как в замедленной съемке…
…напившись дешевого сидра, мы запираем ее в сарае. Шумим и гремим, говорим, что нечто осталось там, в темноте, вместе с ней… Помню, как отчаянно она колотит в дверь, умоляет нас выпустить ее, а потом мы пытаемся сделать это, и ничего не выходит… Замок заклинило.
Она кричит, что это не смешно, что там что-то есть, она уверена. Что оно подходит все ближе, крадется в темноте… А мы кричим, что пытаемся, пытаемся, пытаемся! И на самом деле пытались. И все еще пытаемся. Но дверь заклинило и…
В лесу совсем другая темнота. Величественная. Как ни стараемся, мы не можем избавиться от ощущения, что мы не одиноки. Никаких птиц. Я хочу сказать что-нибудь Блейк, подбодрить ее, но молчу. Мы бредем по тропинке, освещенной ее фонариком, и медленно спускаемся с холма. Спешим как можем, но земля вся взрыта узловатыми корнями.
А вокруг сплошные зубы.
…она снова толкает дверь всем телом, и та распахивается, выпуская Джейн – девчонку на год или два младше нас. По инерции она все бежит вперед, заваливается вправо, поскальзывается на мокром берегу и падает в реку. Голова цепляется за край лодки. Короткий, резкий хруст…
А потом снова тишина. И лишь вода плещется о борта лодки, о берег…
Мы идем дальше. Блейк храбрится. То и дело начинает говорить, успокаивать себя, успокаивать меня, твердить, что уже недалеко, что мы все ближе, что она надеется, что с Майклом все в порядке… Я слышу, как дрожит ее голос: Блейк напугана не меньше моего.
Иногда я слышу, как позади хрустят ветки, осыпается земля. Что-то, кто-то следует за нами. Идет по пятам. Что бы это ни было, оно держится на расстоянии, наблюдает за нами, тяжело дыша.
…Блейк бежит к ней на помощь первой, чтобы попытаться схватить ее, но оступается, хватается за лодку, и та медленно начинает уплывать прочь. Блейк кричит. Мы с Майклом слишком пьяны, чтобы сразу отреагировать, но через секунду бросаемся к лодке и тащим ее на берег.
Блейк помогает, и на мгновение нам даже кажется, что мы все делаем верно…
Джейн появляется из воды, хватает ртом воздух, повалившись на мокрую гальку кромки берега. На лбу у нее огромная ссадина.
Уже ничего не исправить. Слишком поздно. Время будто замедлилось, столько всего происходит в невыносимо долгие секунды…
Лодка.
Нет никакого трения. Тонны металла и дерева запущены к берегу нашими руками.
Лодка не остановится. Медленно, но верно она приближается к прибрежным камням.
И единственное, что стоит у нее на пути, – голова Джейн…
Сквозь деревья пробивается свет уличных фонарей над дорогой: Бекфорд-роуд.
Блейк не выдерживает. Выкрикивает имя Майкла и несется вниз, спотыкаясь, чудом удерживаясь на ногах, цепляясь за стволы деревьев… Выбегает к дороге, и вот мы уже видим машину, дорогую черную машину Майкла и его самого, сложившегося пополам у капота, будто его тошнит.
…Лодка не остановится.
Тонны дерева и металла скользят по воде.
Голову Джейн накрывает волна. Вот она снова появляется на поверхности, поворачиваясь, прислоняясь затылком к камню…
Влажный хруст. Лодка настигает ее. Зубы, как попкорн, рассыпаются по берегу. Кровь и слизь потоками льются из того, что осталось от носа…
Больше я почти ничего не помню.
Помню, как пришел в себя, сидя на траве, и мерзкий привкус желчи во рту. Помню Блейк, раскачивающуюся с красным мокрым месивом на руках. Помню Майкла, расхаживающего взад-вперед, приговаривающего, как заведенный: “О черт, о черт, о черт, о черт, о черт”. Помню прибрежные камни, вымазанные чем-то темным. И белые зубы, разбросанные повсюду…
Майкла сотрясает рвотный позыв. Что-то вываливается у него изо рта и на мгновение повисает в воздухе. Рука. Ладонь с длинными цепкими пальцами медленно продолжает выбираться наружу. Вот мы уже видим запястье, предплечье… Майкл дрожит, смотрит в лес широко распахнутыми от ужаса глазами, но не видит нас. И не слышит, как бы громко мы ни кричали его имя.
Он пошатывается.
Падает и скрывается за капотом машины.
Мы больше не видим его. Лишь слышим влажный треск, будто гравий стучит по дверце машины. А когда подходим ближе, бледная сгорбленная фигура – сплошь кости и суставы – поднимается с той стороны и убегает в лес.
Майкл остается лежать позади машины. Глаза распахнуты в небо.
Мертвый.
Его горло лопнуло, как переспелый фрукт, нижняя челюсть расколота надвое. Он смотрит на нас остекленевшими глазами, будто хочет сказать: “Слишком поздно”. В этот раз все не так, как когда мы были подростками. Меня не рвет. Блейк не плачет. Мы стоим в тишине, собираясь с духом. Краска на машине местами содрана, четыре длинные царапины тянутся от двери к капоту. Внутри еще играет диск, который он слушал в поездке, тихо, так что мы слышим, лишь подойдя совсем близко. Его заедает и снова на повторе:
ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ
Блейк утирает набежавшие слезы рукавами рубашки и сгребает пачку писем и бумаг с переднего сиденья. Затем наклоняется и достает телефон из кармана Майкла. Пароль не нужен. Набирает 9-9-9 и сообщает о несчастном случае, а затем бросает телефон ему на колени, так и не прервав звонок.
– Уходим. Сейчас же.
Я пытаюсь протестовать, но она обрывает меня:
– У нас нет времени объяснять это. – Блейк смотрит на Майкла… на тело. – Что мы можем сказать? Как ты это объяснишь? – Она указывает на его искореженное лицо.
И мы уходим. Обратно в лес, в мрачном решительном молчании. Блейк говорит, что нужно добраться до библиотеки, укрыться там, прочитать заметки Майкла и попробовать понять, что происходит.
– Эта… тварь.
Я не хочу думать об этом, но тревога находит выход. Оно может быть где-то здесь, преследовать нас, идти по пятам…
– Оно убежало в другую сторону, Айзек. По крайней мере, я надеюсь, что это так.
Холодный пот. Я так сильно жую губу, что рот заполняет вкус железа. Сую руки в карманы, но они все еще дрожат. На ум приходит непрошенное сравнение с кроликом, поднятым на руки: испуганным, остолбеневшим, беспомощным. Я и сам как дрожащий кролик под прицелом чего-то огромного и непонятного.
Что бы это ни было, оно не идет за нами через лес.
Мы выходим в город. Бесшумно крадемся по улице. Вот она, библиотека, – старое здание, стопки книг высятся вдоль пыльных стен, облупленная дверь… Блейк дергает головой – следуй за мной. Мы перепрыгиваем через невысокий забор сбоку от здания. Задний двор. Несколько мусорных баков и лестница в подвал.
– Здесь вечно не заперто, – бросает Блейк.
У меня на лице написано смущение, так что она продолжает:
– Слушай, невозможно провести тут всю жизнь и не научиться паре трюков.
Справедливо.
Ловлю себя на мысли, что мы еще не успели осознать смерть Майкла. Тела работают на чистом адреналине.
Спускаемся по лестнице, толкаем дверь… она скрипит – прерывистый одинокий всхлип. В комнате царит запах старых книг, нафталина, сырого дерева. Блейк закрывает дверь, теперь только ее фонарик светит в темноте, разбрасывая длинные тени.
Она идет в угол, к единственному столу. Включает тусклую лампу.
– Садись здесь, начни с заметок Майкла. А я… – Она на секунду замолкает, собираясь с духом. – Я поднимусь наверх. Там есть пара книг, которые могут помочь. Сиди тихо. Не забывай, нас здесь быть не должно.
Блейк уходит. А я остаюсь один. В комнате, о размерах которой не имею ни малейшего представления. В полной темноте, если не считать мигающей лампы.
Начинаю читать. Пробираюсь через пачки научных работ, десятки листов рукописных заметок,оставленных, я думаю, Майклом, фотокопии старых книг, детских стишков, написанных на древнеанглийском, копии древних гравюр на дереве, ведьм и зверей с козлиными головами и мужскими телами вокруг костров, женщин с лошадиными ногами и повешенных мужчины, газетные вырезки…
Не знаю, с чего начать, просто пролистываю все это. Пытаюсь понять логику, уловить то, что очевидно для Блейк и Майкла. Я почти уверен, что они знают, понимают ту тайную ниточку, что связывает все происходящее.
Читаю о языке под названием “гаттер”. Языке воров и бродяг, о том, что слова в нем могут означать две вещи одновременно, что его используют для общения, но не только. На гаттере можно сказать о том, что не способен описать ни один другой язык.
Читаю старую статью какого-то объединения из 1800-х годов, которое называется “БЛИЖАЙШИЕ РОДСТВЕННИКИ”. Точнее, члена этого объединения – М.Т. Миллера, который предполагал, что мертвые говорят на своем языке, что они грезят, видят сны, и если мы могли бы каким-то образом использовать их сны, мы могли бы…
В этом нет никакого смысла. Бред сумасшедших.
Позади раздается слабый шум.
Шорох перелистнутой страницы.
Будто кто-то стоит за моей спиной, среди книжных рядов, наблюдает и небрежно, скучающе листает книгу. Я замираю. Дыхание становится поверхностным и быстрым. Кожей чувствую на себе его взгляд, и комната внезапно кажется такой огромной…
– Блейк?
Голос тихий и хриплый. Я слишком напуган, чтобы говорить нормально, и почти шепчу.
Шаги. Что-то, кто-то позади меня движется.
Резко оборачиваюсь, вглядываюсь в темноту, но лампа светит слишком скупо, и большинство книг окутаны тенью. На короткий миг нечто мелькает на грани зрения… фигура? Бледная. Человекоподобная. На четвереньках…
Пытаюсь взять себя в руки. Твержу, что мне это просто почудилось…
И снова оно.
Сердце заходится, и тут я слышу его. Голос, незнакомый голос, полудетский, странный, будто кто-то произносит слова неподходящим для этого ртом:
Запретный плод и ты вкуси,
Доверься, он освободит.
Останься здесь, не уходи,
Ликетисплит тебя видит.
И, не успев осознать, я бегу, сломя голову несусь туда, где вроде бы должна быть лестница. Просто бегу, не раздумывая, не боясь во что-то врезаться, желая только выбраться из этой тьмы, найти Блейк и больше не оставаться в одиночестве… И нечто бежит за мной, я слышу его неровные шаги и скрежет когтей.
Я все бегу, так быстро, как только могу, а книги не кончаются, комната вдруг выросла, будто в ней появились тысячи стеллажей, тянущихся бесконечно далеко… И я не сбавляю темп, оставляю позади десятки книжных полок, несусь прямо в густеющую темноту, едва могу видеть в просветах между шкафов, и в одном таком промежутке, минуя очередной стеллаж, в этом промежутке, я вижу, как что-то скачет за мной по соседнему ряду, бежит ноздря в ноздрю, насмехаясь…
Комната не может быть настолько большой.
Не может быть настолько длинной.
Хочу обернуться, чтобы посмотреть, где лампа, быть может, все так же тускло мерцает в паре метров от меня, хочу, но не могу. Должен продолжать бежать, бежать, чтобы оно, что бы это ни было, не смогло догнать меня.
Оно играет со мной. Я знаю это.
А потом оно больше не появляется в просветах, и на секунду мне кажется, что я оторвался, но тут же раздаются шаги, и я знаю, что оно теперь прямо позади, наступает мне на пятки…
Я врезаюсь в Блейк. Выбиваю книги у нее из рук, и они разлетаются повсюду. Впечатываю ее спиной в стену, вываливаюсь в дверь, скольжу, обдирая локти о ковер.
И остаюсь лежать.
– Какого хрена?
Она поднимается, светит фонариком на меня, не могу определить, злится она или нет… А потом Блейк видит мое лицо. И ужас, запечатленный на нем. Я сажусь, пытаюсь объясниться обрывками фраз. Никак не могу избавить от ощущения, что эта тварь хотела взять меня одного. А теперь ушла. На какое-то время, по крайней мере. Мы с фонариком осматриваем комнату.
Она крошечная. Не представляю, как я мог бежать так долго.
Проверяем каждый угол: пусто.
Блейк садится за стол и достает ручку.
– Эй, ты лучше вздремни пока. – Она указывает на ковер. Что ж, лучше, чем ничего.
Сон накрывает меня почти мгновенно. Я хочу бодрствовать, хочу наблюдать и следить, но веки такие тяжелые…
Я просыпаюсь от тряски. Блейк.
Наши глаза встречаются.
– Я знаю, что это, – выпаливает она. Откидывается назад, трясет головой, будто не может поверить. – Айзек, я знаю. что такое Ликетисплит.
Быстро она перебирает книги на столе, достает несколько листов и убирает в карман.
– И я знаю, как его остановить.
***
Им не сбежать, хоть тресни,
Истина ближе прочих.
Кровь, огонь, вина и песни,
Ликетисплит не закончил.
~
Оригинал (с) Max-Voynich
Перевели Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
