MNPenguin Клуб полуночников

Меня хоронят заживо за деньги. Там, внизу, что-то есть (часть 1)

М

Моя работа, конечно, не из приятных, но и уйти я так просто не могу: надо оплачивать счета, сами понимаете. Тем более за прошедшие годы я уже довел весь процесс до автоматизма. Но совсем недавно все изменилось…

Вы когда-нибудь задавались вопросом, как работают похоронные бюро?

Знаете, такие классические похоронные бюро: вход украшает выцветшая вывеска с названием в духе «Бартоломью и сыновья», внутри вас встречают три старика в плохо сидящих черных костюмах. Они открыты 364 дня в году, даже если население городка не больше тысячи людей. Люди считают, что такие заведение остаются на плаву благодаря тому, что похороны стоят недешево, а у них еще есть льготы.

Чушь собачья.

Причина кроется совершенно в другом, и я сейчас расскажу, в чем. Слушайте внимательно, потому что повторять я не стану: они называют себя Близкими Родственниками, и им принадлежит, думаю, около 75 процентов похоронных бюро по всем США, Канаде и Англии. В каждом таком заведении вы услышите какую-нибудь легенду – как их владельцы основали это дело, как передавали его по наследству. В таких местах всегда происходят какие-то встречи, мужчины и женщины заходят туда почему-то ночью, постоянно идут поставки – гробов, распятий, бальзамирующих жидкостей. Вкратце, такие похоронные бюро есть по всему миру.

Они тщательно охраняют свои секреты, они знают, что никому не захочется, чтобы родственника хоронила некая транснациональная корпорация. Я рассказываю это вам по одной причине – потому что иначе вы не поймете, в чем заключалась моя работа. Вы наверняка никогда не слышали о Близких Родственниках, но зато на Уолл-Стрит слышали. Многие даже вкладывали деньги – приличные суммы – в эту корпорацию.

Они следят за репутацией. А если происходит какой-нибудь скандал, связанный с похоронами, гробами, подставьте нужное, их акции падают. Для этого достаточно одной жуткой истории: вот мать семейства впала в кому, ее признали мертвой, а потом она внезапно восстала из гроба. Этого нельзя допустить. Только представьте газетные заголовки, представьте, насколько вирусными становятся такие кадры.

Поэтому у меня есть работа. Меня кладут в гроб, закапывают и дают два часа на то, чтобы выбраться. Я – эдакая кукла для краш-теста, только вместо машин испытываю гробы.

Как только выходит новая модель, я вступаю в дело. Но в несколько последних погребений все пошло наперекосяк. А началось это с новой модели, которую назвали NOK:VENEER-225.

Поначалу первое испытание шло как обычно. Я взял с собой привычное оборудование: зажигалку, кнопку экстренной помощи, шпильку. Сел в гробу, закурил сигарету, глядя на то, как механический ковш медленно двигается к месту, где гроб должны были закопать. Джейк, оператор, назвал меня засранцем и сказал, что это убьет меня. Я выразительно посмотрел на гроб, и мы с Джейком оба ухмыльнулись. Затем, как и всегда, я улегся в гроб поудобнее и приготовился опускаться.

Прошло около десяти минут, и вот на крышку посыпались первые комья земли. Я немного подождал, глубоко вздохнул, напоминая себе, что я здесь не навсегда, а плохие мысли мне только навредят. В конце концов, я знал путь наружу, к свободе. И, тем не менее, каждый раз, оказываясь внутри гроба, под землей, я давал себе время на аутотренинг. Так я мог быть уверен, что не запаникую, что бы ни случилось. Так я мог угомонить свое подсознание и спокойно делать свое дело, не опасаясь панической атаки.

После этого я принялся за свой «чеклист»: я методично проверял на прочность каждый уголок крышки, пытался поддеть петли шпилькой, пинался, чтобы понять, выдержит ли крышка такой напор. Крышка выдержала. Я уже был готов закончить проверку и сообщить парням на поверхности, что меня можно вытаскивать, как вдруг услышал… что-то. Это “что-то” было далеким, подумал я, но… большим. Здесь, под землей, звуки не такие, как на поверхности, но к ним быстро привыкаешь: к крысам, кротам, огромным жукам, мышам. Они шуршат, копошатся лапками в грязи, потом ненадолго замолкают, оценивая ситуацию, и продолжают свое дело. Иногда они натыкаются на стенки гроба, думают, куда двигаться дальше, и уходят.

Но звук, который я услышал, издала не крыса, не мышь, не крот. А нечто другое.  

Конечно, вполне возможно, что мой мозг начал сходить с ума, все же я был закопан в шести футах под землей, в кромешной темноте. Но мне показалось, что то нечто, что бы это ни было, искало. Не охотилось, как животные, нет. Животные двигаются беспорядочно, хаотично – даже туннели, которые они прокапывают, извилистые, странной формы, и уж точно не подчинены какому-нибудь плану. А то, что я слышал, двигалось с каким-то точным, математическим расчетом.

Я отчетливо его слышал. Звуки под землей разносятся на удивление хорошо.

Земля двигается, потом что-то скребется, будто бы нечто куда-то двигается и расширяет туннели, определяясь, куда же пойти. Как будто у него есть разум, и оно планирует свой путь. Ищет что-то.

Мне еще нужно кое-что сделать, я не до конца проверил крышку и петли на прочность, но нечто приближается, и оно действительно большое. Больше, чем кролик или крыса, я точно могу это сказать по звуку, с которым двигается земля вокруг него, я слышу, как в прокопанные им ходы сыплются, как дождевые капли, камешки и земля.

Я нажимаю на кнопку.

После этого нужно подождать десять минут – примерно столько занимает выкапывание. Пока ковш не разроет землю, пока механическая «рука» не поднимет гроб обратно, приходится терпеть и мириться с тем, что, возможно, ты больше никогда не увидишь дневной свет – и неважно, насколько сильно ты этого хочешь, неважно, насколько тебе страшно.

Наниматели говорили мне: паникуй сколько хочешь, но только после того, как тебя откопают. В нерабочее время.

Целых десять минут я ждал, слыша, как двигается в земле то странное, будто бы сознательное существо. Когда меня, наконец, достали, я весь был покрыт липким потом и долго не мог отдышаться.

Джейк сказал, что я выгляжу как призрак, а я велел ему пойти нахер.

***

NOK: VENEER-229.

На следующих испытаниях мне снова пришлось лечь в гроб, и я снова услышал то существо, хотя мы находились за целые мили от прошлого места захоронения. Оно шуршало и скреблось. И оно снова будто размышляло.

Оно пыталось добраться до меня, я в этом уверен. И я клянусь – клянусь! – что на этот раз я почти слышал, как оно тянется ко мне. Отчаянно, изо всех сил тянется.

***

NOK: POLY-C; 23

Теперь я стараюсь проводить под землей как можно меньше времени. Я максимально быстро прохожусь по всему чеклисту, но как бы быстро я ни выполнял задания – работать ведь все равно приходится. Мне нужно платить за аренду квартиры, за медицинские счета, за долги. Я нажимаю на кнопку еще до того, как сделаю все необходимое, и отчаянно жду, пока меня поднимут. Воздух в гробу в такие моменты становится слишком жарким и дерет горло, и я все еще готов поклясться, что та штука… она ищет меня.

Когда оно появляется, все остальные звуки затихают, будто бы все обитатели «подземелья» пугаются и бегут прочь. А оно двигается, прокладывает себе путь под землей, сквозь ил, сквозь грязь, сквозь корни деревьев. Ему нужно время, но оно не спешит.

Время под землей течет иначе.

***

NOK: WOOD-127a

На этот раз я тороплюсь, но все равно не успеваю. Как только гроб опускается, я прислушиваюсь, но не слышу ничего. Гроб немного меньше, чем обычно, и у меня быстро начинает болеть шея, я чувствую приближение судороги. Я пытаюсь принять такое положение, чтобы можно было коленями отодвинуть нижнюю часть крышки, и тут слышу…

Земля двигается. Словно множество пальчиков пытается проскрести себе путь сквозь грязь.

Оно ждало меня.

Оно приспособилось. Изменило тактику. Вместо того, чтобы кружить вокруг, оно осталось на том месте, где меня закапывали в прошлый раз. И, едва меня снова опустили под землю, оно уже было готово.

Оно снова начало двигаться, и на этот раз – клянусь Богом – я услышал, как оно дышит. Влажное, сорванное дыхание каким-то образом проникало сквозь стенки гроба и окружало меня, заполняя воздух.

Я несколько раз ударяю по кнопке, надеясь, что люди на поверхности заметят это и поймут, что на этот раз случилось что-то серьезное, они поймут, что испытание пошло не по плану. Но я не могу знать наверняка.

И тут я слышу еще один звук.

На этот раз стук.

Сначала один.

Затем оно останавливается, точно ожидая ответ.  

Затем три стука, медленно, в выверенной последовательности.

Тук-тук-тук

Я сглатываю. Горло нервно сжимается, сердце гулко стучит в груди. Я вдруг резко, остро чувствую, как земля, камешки и корни деревьев, давит на крышку гроба и на меня, и понимаю, что не могу дышать.

Тук-тук-тук

Теперь стук быстрее. Оно знает, что нашло то, что искало. Я изо всех сил стараюсь не заплакать, не закричать, не заорать и удерживаю себя от того, чтобы начать биться головой об крышку гроба, лишь бы вырубиться.

Тук-тук-тук-тук-тук

Его дыхание вдруг учащается, он словно в восторге. Оно прижимается к гробу в том месте, где находится мое лицо, и словно вдыхает меня – вдыхает запах моего тела, пота, страха. Оно больше не стучит, а исследует гроб, проверяя, есть ли в нем уязвимость, можно ли его открыть. А потом я слышу скрежет чего-то и чувствую, как на гроб обрушивается еще чья-то тяжесть.

В перерывах между движениями оно издает какие-то звуки. Я прислушиваюсь и различаю тихий мелодичный свист, навязчивую мелодию. Он напоминает мне о песнях, которые когда-то в детстве мне пела мама – мягких, грустных и при этом прекрасных. Это полупение-полугудение становится все громче, но я не могу различить слова, только мелодию. Она повторяется и повторяется, захлестывает меня, и вдруг я понимаю, что ее поет не один голос, а десятки – они сливаются в один мягкий и одновременно угрожающий поток, и…

Оно – или они – цепляется за петлю и проверяет, поддастся ли металл, я слышу тихий скрежет, мне кажется, что я вот-вот сойду с ума, закричу, и тут…

И тут я слышу знакомые звуки ковша.

Меня наконец-то поднимут, достанут. По лицу струятся слезы.

***

– Господи, – выдыхает Джейк. – Что за?..

Он предлагает мне воду, но руки так трясутся, что я не смогу выпить даже глоток, и молча качаю головой.

И вдруг его глаза расширяются, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть туда, куда смотрит он.

Одна сторона гроба покрыта глубокими бледными царапинами, шрамами проступающими на лакированном дереве.

К горлу резко подкатывает тошнота, но не столько из-за царапин, сколько из-за того, что они складываются в слова.

На гробе написано – выцарапано:

МЕРТВЫЕ НЕ СПЯТ.

МЫ ТОЛЬКО ГРЕЗИМ.

~

Оригинал (с) Max-Voynich

Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Комментировать

MNPenguin Клуб полуночников