Было уже около половины двенадцатого ночи, когда гребаный шторм обрушился на сушу.
Я только-только закончил восьмичасовую смену в кинотеатре и остался мыть полы после последнего показа, потому что уборщик свалил. Свалил и оставил меня подметать попкорн и счищать использованные презервативы с сидений в полном одиночестве. И так пока не перевалило за полночь.
Чисто для справки: у нас не порно-кинотеатр, но темные комнаты творят с людьми странную хрень.
Мне не раз приходилось гонять дрочеров, и чаще, чем хотелось бы, попадать под перекрестный огонь. И за все эти унижения нам даже не положен орден мужества. Да и платят дерьмово.
Однако, как и темнота, тишина тоже делает с человеком странные вещи. Если достаточно долго пробыть в полной тишине, невозможно будет побороть желание заполнить ее. Это непреложный закон, зачастую приводящий нас к самым ужасным разговорам в жизни.
***
Судя по расписанию, я уже должен был мять сидение, но автобус, видимо, отправлялся с Плутона и застрял в районе Марса. Так что можете поверить, тишины было более чем достаточно.
Мне стало так скучно, что взгляд сам то и дело обращался к товарищу по несчастью. Рядом со мной на остановке сидела женщина лет тридцати с сальными волосами, одетая в плотное мешковатое пальто (что странно, учитывая, насколько теплой была ночь) и перчатки.
Лица не разглядеть – его прикрывала медицинская маска, но в глазах было что-то странное.
Хотя, скорее, в глазу. Я видел только один. Она сидела, наполовину скрывшись в тени, и мне достался только большой, выпученный глаз. Дергающийся из стороны в сторону, будто лицезрел что-то несоизмеримо более интересное, чем пара чудаков, сидящих на пустой автобусной остановке в чертовки поздний для вторника час. Лицезрел и пытался впитать все до малейшей детали.
Довольно скоро ситуация стала настолько ощутимо неловкой, что я все-таки заговорил.
– Такими темпами мы только на утренний автобус и сядем, правда?
Она повернулась ко мне.
Не с тем дерганьем испуганной кошки, которое проявляется у большинства людей, если с ними заговаривают незнакомцы ни с того ни с сего, нет. Холодный методичный поворот, будто у старого аниматроника в будке предсказаний. И оценивающе уставилась на меня одним безумно бегающим глазом и одним абсолютно неподвижным.
Помолчала почти неприлично долго, а затем все же отозвалась:
– Да. Утренний автобус.
И тут же я почувствовал себя виноватым за то, что заставил ее говорить. У женщины оказался сильный дефект речи, как у Шона Коннери на стероидах, превращавший “с” в тяжелое невнятное шипение. Будто она говорила с набитым ртом. Вот представьте будто заговорила собака, съевшая пчелу.
Вежливо улыбнувшись, я кивнул в ответ и снова отвернулся.
У нее зазвонил телефон. Странная механическая стандартная мелодия. До боли знакомая. А затем щелкнула откинутая крышка телефона-раскладушки, и меня окатила волна ностальгии. Она ответила на звонок.
Я стараюсь не подслушивать – от любопытства кошка сдохла и все такое, – но вокруг буквально все вымерло, и не уловить фрагментов разговора было непросто. И одному богу известно, о чем там шла речь.
– Кэл, я же говорила, что ненавижу говорить по телефону… да, он у меня, на диске и на флешке… Да, естественно, он чертовски хорош. Не забывай, с кем говоришь… Я еду домой, могу прислать тебе копию утром… Да, придурок, я все убрала. За кого ты меня, черт возьми, принимаешь?
А вот и автобус. Поскрипывая, жмется к обочине.
Автобус выглядел так, будто выкуривал по пачке сигарет в день и по самые фары заливался алкоголем. На боку облупившаяся реклама “Величайшего Шоумена”, а водитель – и единственный человек в салоне по совместительству – выглядел как опустившийся Санта после скандального развода.
Но для меня это позорище было сладостным спасением. Огненной колесницей. Наконец-то можно было оставить эту богом забытую остановку.
Женщина захлопнула раскладушку. Мы поднялись и встали друг за другом перед стеклянной дверью.
– Думаю, ждать осталось недолго, – прошелестел шепелявый голос позади меня.
***
Я уселся в задней части салона. Свет едва мерцал, что только льстило автобусу, скрывая большую часть грязи и хаоса и позволяя насладиться поездкой в счастливом неведении. Спинки сидений и стены были усыпаны граффити, пустая пивная бутылка болталась по проходу вперед и назад при каждом толчке.
Женщине понадобилось больше времени, чтобы спуститься к водителю и оплатить проезд. Она протянула двадцатку и терпеливо ждала, пока Санта с ворчанием отсчитывал гору мелочи на сдачу.
“В этом году она точно попадет в список непослушных детей,” – подумал я, подавляя глупую улыбку.
А потом она пошла по проходу прямо ко мне. Застывшему под прицелом ее гиперподвижного глаза.
– Здесь занято? – спросила женщина, указывая пальцем в перчатке на сидение рядом со мной.
– Нет. Располагайся.
Незнакомка села рядом и, вздохнув, устроилась поудобнее. Тормоза обиженно зашипели, двигатель заурчал, и поездка началась.
Только я и она в конце салона.
Незнакомка чем-то напоминала мне картину эпохи возрождения: чем дольше рассматривал, тем больше странных деталей я замечал. Вот, например, левый глаз. Совершенно неподвижный, он выглядел как протез. Никакого следа маниакальной энергии дерганого правого глаза. Кожа вокруг него слегка шла волнами от старых шрамов, замаскированных косметикой.
Затем она сняла перчатки.
Руки выглядели как старая резина. Все покрыты блестящей бледно-красной рубцовой тканью, похожей на сырое мясо, будто были сильно обожжены и так до конца и не зажили. Не было даже ногтей. Только длинные мраморно-красные инопланетные пальцы.
Там, где рубцовая ткань граничила с белой кожей запястий, я краем глаза поймал черные линии татуировки-рукава. Кажется, розы и колючая проволока.
Я не сказал ни слова. В этом и не было необходимости. Ночной мир неторопливо катился мимо за окнами автобуса, постепенно приближавшегося к моей остановке. И я был бы более чем счастлив проделать остаток пути в молчании.
На этот раз первой заговорила она.
– Меня зовут Сеп.
Я не мог понять, пыталась ли она выговорить “Сеп” или “Шеп”, пока женщина любезно не пояснила:
– Сокращение от Сепсис.
Как космически жестоко было слышать это от женщины с ее дефектом речи – имя аж с тремя буквами “с”. Еще хуже было то, что она носила имя смертельной инфекции. Кем бы ни была Шеп – извините, Сеп – непохоже, чтобы жизнь особенно благоволила ей.
– Брайан. Приятно познакомиться.
Сеп улыбнулась под медицинской маской и извлекла из недр пальто блестящий выкидной нож. Лезвие со щелчком вылетело из темной ручки розового дерева. Она как будто встретила вспышку удивления в моих глазах с тайным удовлетворением.
– Не болтай, Брайан.
И прежде чем я успел что-либо сказать, она наклонилась к спинке переднего сидения и начала что-то вырезать. Ничего особенного, просто случайные геометрические фигуры и палочный человечек.
– Мне всегда скучно в поездках. – Она вырезала спираль на пластике спинки с удивительной для покалеченных пальцев ловкостью. – Обычно я рисую ручкой. Но оставила последнюю в студии.
Я не знал, что, блять, на это отвечать. Незнакомка наставила на меня нож на заднем сидении темного автобуса далеко за полночь. Все, что мне оставалось делать, – ухватиться за самую тривиальную реплику в разговоре и развивать тему, пока не доберусь до остановки.
Если получится правильно разыграть карты, к тому времени во мне не прибавится отверстий.
– Студия, да? – сказал я, борясь с дрожью, пробирающейся в голос. – Это… круто. Ты типа художник?
– Фильммейкер, – поправила она с сильным ударением, все еще не отрывая единственного настоящего глаза от своих каракуль. – Ну, если обобщить. Прежде всего я актриса . А уже потом сценарист, режиссер, оператор, постпродакшн…
– Мастер на все руки!
– Мастер на все руки, – повторила она, прищурив глаза в, как я предположил, широкой улыбке под маской. – Ты любишь фильмы, Брайан?
– Ну, я работаю в кинотеатре…
– Я не об этом спрашивала.
Я сглотнул. Черт. Выдавил сдержанную улыбку.
– Да, я люблю фильмы.
Теперь Сеп вырезала на спинке сиденья пугающе детализированную улыбающуюся рожицу. Было бы чудом, если к тому моменту, как ей пришлось бы выходить, на пластике остался бы хоть клочок живого места. Она начала смеяться.
– Что смешного?
Единственный глаз снова повернулся ко мне. Лезвие ножа скользнуло в прорезь на рукоятке.
– Ты пахнешь кончой, – пробормотала она между влажными, хриплыми смешками.
Я вздохнул.
– Да. Профессиональный риск.
Сеп убрала нож и откинулась на спинку сидения, с отстраненным интересом изучая рекламу лекарств и адвокатов, облепляющую стены и потолок.
А я просто выдохнул от того, что она больше не махала ножом перед моим лицом.
– Итак, осмелюсь предположить, что и ты любишь фильмы? – Я выдавил еще одну улыбку.
Ее единственный глаз снова вспыхнул, как будто этот вопрос был последним, чего она ожидала.
Сеп кивнула.
– Можешь не сомневаться. Я уже десять лет в киноиндустрии.
– О… вау. Я и не знал, что у нас здесь такое есть.
– Ты удивишься, – выплюнула она в ответ. – Везде, где есть аудитория, будет и индустрия. А публика, поверь, всегда найдется.
Что-то в Сеп было не так, даже помимо ножа и отсутствия манер. Эта энергия… Странная энергия, сродни опасному статическому электричеству, будто она была человеческим аналогом фонаря, разрядами сбивающего мелких мошек. Бывает такое ощущение от людей. И Сеп излучала эту опасную энергию как чернобыльский атомный реактор.
– Как ты там оказалась? – спросил я, предполагая, что именно этот вопрос она и ждала.
Длинные инопланетные пальцы забарабанили по изувеченной спинке сидения.
– Я всегда знала, что стану кинозвездой, когда вырасту. Папа думал, что нет, но он просто был жестоким. С тех пор как мама ушла, он только и делал, что сидел у камина и пил. А потом становился агрессивным и пускал ход кулаки. Ублюдочный алкаш.
Ну, на биографию Сеп я точно не подписывался. Но и прерывать ее не собирался. Она все говорила, а я наблюдал, как на левой стороне маски, прямо под бесконечно неподвижным глазом, расплывается мокрое пятно.
– Папа никогда не понимал меня. Не понимал, что мне суждено стать актрисой, что он должен гордиться мной, блистающей на большом экране. Он говорил, что я неблагодарная. Что я просто хочу сбежать, как и мама. Тупой старый хрен, – прошипела она. – Мне надоело прятать порезы и учиться замазывать синяки. Не такой должна была быть моя жизнь, понимаешь? Я была создана для чего-то большего!
Единственный подвижный глаз Сеп отчаянно рванулся к моему, ища одобрения. Я выдал участливый “пожалуйста, не убивай меня” кивок, что ее полностью удовлетворило. Сеп продолжила.
– Итак, я копила деньги, подрабатывала и прятала наличку там, где он не смог бы ее найти. И в конце концов купила билет в Лос-Анджелес. Все спланировала. И собиралась воплотить мечту в жизнь! Но ночью перед отъездом эта мразь нашла мой билет. Он нашел мой гребаный билет!
И она рассмеялась безумным, жутким смехом, на который обернулся даже Санта.
Я смотрел в окно, ища взглядом свою остановку. Это не могло продолжаться бесконечно, но до тех пор я оставался невольным пленником Сеп, этой пародии на “кинозвезду”. А она знала, как удержать зрителя.
– Следующее, что я помню, это как он выбивает из меня дерьмо, повторяя все, что уже не раз говорил в последние месяцы. “О, ты думаешь, что будешь сниматься в кино? Думаешь, твое лицо подходит для большого экрана, так, маленькая ты заносчивая сучка?” И вот я лежу там, истекая кровью, рыдая, а он выхватывает кочергу из камина. Она давно стояла на углях и так раскалена…
Я не могу не посмотреть на ее руки – бледно-красные массы рубцовой ткани. И на неуклонно расползающееся мокрое пятно на маске.
– “Давай, – говорит он мне, – Возьми ее. Давай посмотрим, как ты теперь понравишься камерам.” И он прижимает ебаную кочергу к моему лицу! И скажу я тебе, Брайан, это было чертовски больно. Как в аду. В буквальном смысле слова как в аду. Огонь и гребаная сера. Я пыталась схватить ее и отбросить, но он держал крепко. Десять лет спустя я все еще как сейчас слышу шипение кожи и запах. О боже, этот запах…
Неуверенно она подняла искалеченную руку к лицу и зацепила дрожащим пальцем левую тесемку маски.
Это даже забавно. Когда Сеп стащила маску, первое, что бросилось мне в глаза, – серебряное кольцо у нее в носу, а не руины под ним. Нижняя левая половина ее лица вся сплошь представляла собой месиво из волокнистых рубцов, обнаженных зубов, торчащих из сквозной дыры, ведущей вдоль челюсти к сморщенной щеке над левой скулой и дальше. Зубы блестели от толстых густых нитей слюны, повисших по ходу рассказа.
Та сторона, которую еще можно было назвать лицом, ухмылялась.
– Я потеряла глаз, потеряла половину рта, неделями не могла шевелить руками – я сожгла их напрочь, пытаясь оторвать от себя кочергу, понимаешь. А что еще хуже – чертовы засранцы-агенты по кастингу не отвечали на мои звонки. Никто не хотел представлять уродца с испоганенным лицом и дурацким голосом, – брюзгливо пробормотала Сеп, брызгая слюной из сквозной дыры в щеке.
Она утерлась носовым платком, видимо, специально приготовленным для этой цели, снова надела маску и вздохнула.
– Я ушла из дома после этого. Со мной стало странновато общаться за обеденным столом, я даже не могла есть хлопья – молоко все выливалось. Но я не позволила этому меня остановить. Даже если никто не хотел работать со мной. Я все равно пробилась в индустрию обходными путями! Как это сделал Родригес. Ты когда-нибудь читал “Бунтарь без команды”? Эта книга изменила мою жизнь.
Я уже мог ее видеть. Еще одна остановка, и я свободен. Я протянул руку и нажал на кнопку остановки.
– Я изучила все тонкости, сама купила оборудование, – продолжала Сеп. – С тех пор я сняла сотни фильмов. Сотни! И я звезда во всех них. И даже нашла роль для папы в одном. А как только нашла дистрибьютора, начала зарабатывать фильмами на жизнь. Люди по всему миру покупают их. Я живу своей мечтой, Брайан!
Наконец-то автобус остановился. Я встал.
– Было приятно познакомиться, – сказал я Сеп. – И, эм, рад, что в конце концов все сложилось.
Я уже начал уходить, когда Сеп схватила меня за запястье покрытой шрамами рукой. Поразительно сильно. Я не смог бы вырваться, даже если бы попытался.
– Ты отлично умеешь слушать, Брайан, – проговорила она, другой рукой потянувшись к пальто. – Вот. Возьми это…
И сунула мне в руку коробку с DVD.
– Это мой последний фильм, думаю, тебе понравится. Первая копия. Стоит кучу денег. Мой дистрибьютор будет в бешенстве, если узнает, что я тебе его отдала, так что не болтай. Договорились?
Инопланетная рука стиснула мое запястье клещами, выжимая кивок согласия, как сок из свежего лимона, а потом наконец-то отпустила.
– Эй, приятель, ты выходишь или как? Я не могу тебя ждать всю ночь, – крикнул Санта из своей плексигласовой кабинки.
Я пошел к двери, с содроганием слушая последние слова Сеп, шепелявым эхом разносящиеся по салону.
– Не могу дождаться, когда услышу твое мнение, Брайан…
Автобус тронулся, и я увидел, как Сеп машет мне из окна. Неуверенно я махнул ей в ответ. И автобус исчез за поворотом, унося ее с собой.
Через пару дней моя машина снова должна была быть на ходу, и мне больше никогда не пришлось бы встречать эту женщину на автобусной остановке из кошмара. Испытание закончилось. Я мог расслабиться.
***
Я знаю, о чем вы думаете. Смотрел ли я то DVD?
Да, черт возьми, смотрел. Но не сразу.
В ту ночь я бросил его в гостиной пошел спать. Жизнь глобально не останавливается, даже если какой-то случайный чувак в автобусе решает вытащить нож и выпустить вам кишки. Меньше чем через двенадцать часов мне снова нужно было продавать билеты, убирать кинозалы и собирать попкорн и сперму за копейки.
Диск пролежал на моем кофейном столике три дня, собирая пыль. И периодически выступая подставкой под стаканы. И только на выходных я смог его посмотреть. И, оглядываясь назад, я хотел бы, чтобы выходные вообще не наступали. И чтобы тот DVD так и остался подставкой под стаканы до самой моей смерти.
Я ожидал одного из трех: домашнего видеоблога, любительского порно или бредового самолюбования на уровне Нила Брина. Но того, что реально оказалось на том чертовом диске, я никак не ожидал.
Я нажал кнопку play. На темном экране под громкую техно-музыку появились слова “Свинка идет на убой 2”.
Крупный мужчина, связанный кожаными ремнями, висел на мясницком крюке в центре темной комнаты, сплошь застеленной плотными листами пластика. Его кожа была скользкой от пота и крови, из одежды остались только заношенные трусы, пожелтевшие от старой мочи, и резиновая маска свиньи на голове, закрывающая верхнюю половину лица.
Мужчина бился в путах, его крики приглушал красный кляп-шарик.
Вторая фигура вошла в кадр. высокая, одетая в ботинки, рваные джинсы, кожаный мясницкий фартук и рубашку с короткими рукавами, открывающую испещренные замысловатыми татуировками руки. Розы и колючая проволока.
Одной из затянутых в перчатки рук она держала длинный грязный охотничий нож.
– Визжи свинка, свинка, визжи!
Густая, безошибочно узнаваемая шепелявость Сеп. Я с трудом мог поверить своим глазам. На ней была кожаная маска, закрывающая большую часть лица, сальные волосы завязаны сзади в хвост. И невозможно было не смотреть на безумный мечущийся глаз.
Все снималось одним дальним планом. Вероятно, с камеры, установленной на штативе в нескольких метрах от сцены. Композиция и освещение не оставляли места для воображения.
Она провела пальцами по животу мужчины, поигралась с волосами на его груди, лаская его, как животное. Он задрожал и жалобно заскулил от страха. Сеп рассмеялась и повернулась к камере, демонстрируя нож.
Я узнал его. Тот же нож, которым она калечила сидение в автобусе.
Когда она снимала это?.. В тот же день? Всего за пару часов до того, как села со мной в автобус?
– Мы вырежем у свинки несколько лучших кусков, – произнесла она с преувеличенным энтузиазмом, будто ведущая детского садистского шоу. – А потом вскроем ей живот и поиграем с тем, что внутри…
Я позвонил в полицию в тот день. Единственный для меня способ жить с тем, что увидел.
Сеп воплощала в жизнь все свои маленькие извращенные фантазии о статусе кинозвезды, а другие люди умирали, чтобы воплотить их в реальность. Я не стану перечислять каждую подробность того видео, но скажу одно: запись оказалась чертовски длинной, и большую часть времени человек, которого она называла “Свинкой”, был жив.
И это, поверьте мне, совсем не хорошо.
Я все рассказал копам. Где познакомился с Сеп и когда. Что услышал имя “Кэл” в ее телефонном разговоре. Что у нее “студия” где-то в городе. Историю о том, как ее искалечил отец. И то, что она сняла “сотни” фильмов. А кто-то распространял их по миру.
И, конечно же, я отдал им и DVD. Если б не это, я все равно его уничтожил бы. Такое мерзости нет места среди людей, она должна гнить в хранилище улик.
И если бы на этом все закончилось, не думаю, что я стал бы об этом писать. Просто предоставил полиции разбираться и постарался обо всем забыть. Вернуться к маленькой скучной жизни, продаже билетов, мытью полов и выживанию от зарплаты до зарплаты.
Я думал, что такой “звезде”, как Сеп, просто нужно внимание.
Но… ничего не кончилось.
Потому что сегодня утром я обнаружил коробку с диском на своем журнальном столике. На диске маркером выведены слова “Свинка идет на убой”. А в футляр вложена записка, написанная от руки.
Ты обещал не болтать. Я разочарована.
Но меня больше беспокоит то, что тебе не понравился фильм. Не волнуйся, я тебя за это не виню, надо было дать тебе первую часть приключений Свинки. Поверь мне, ты многое теряешь, не зная контекста оригинальной истории.
Просто будь другом и никому об этом не рассказывай. В конце концов, мне все еще нужен исполнитель на главную роль в третьей части.
Сеп.
~
Оригинал (с) DraytonsFatStacks
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.