Мы с кузеном Итаном росли вместе, но он мне никогда особо не нравился. Его семья была богатой. А моя – нет. У него всегда были лучшие вещи. У меня не было.
На Хэллоуин 1985 года мы вместе отправились на праздник. Я был Терминатором, он – Фредди Крюгером. Его маска стоила почти сотню долларов, и она выглядела в точности как лицо Фредди. Шрамы, ухмылка – все как положено.
У меня не было маски. Родители не могли себе ее позволить. Я приклеил к лицу рваную алюминиевую фольгу: она должна была напоминать Терминатора после того, как с него содрали часть кожи. Несколько пятен кетчупа на фольге должны были выглядеть как кровь. Но засохший кетчуп всегда похож лишь на засохший кетчуп.
Несмотря на ужасный костюм, я все равно с нетерпением ждал праздника. У нас дома конфеты водились нечасто, разве что на Пасху. Родители разрешали мне обойти столько домов, сколько захочется, чтобы собрать побольше сладостей. Приятно осознавать, что они хотели, чтобы я был счастлив.
Мы с Итаном вышли на закате и обходили дом за домом. Каждый раз соседи восхищались маской Итана. Говорили, какая она страшная. Какая реалистичная. А потом оборачивались ко мне и спрашивали, на кого должен был быть похож мой костюм. Я отвечал, и тогда они говорили что-то вроде: «Ну конечно, как же я мог не узнать!». Было видно, что им меня жаль. Один даже вручил мне несколько лишних конфет.
Когда мы закончили, и наши наволочки лопались от всевозможных лакомств, настоло время идти домой. По пути, Итан копался в своей сумке с добычей. Я слышал, как он ворчит и жалуется сквозь маску. А потом он начал выбрасывать конфеты на землю. Те, что ему не нравились.
– Давай, Билл, хочешь – подбери, – кричал он, высыпая горсть за горстью в сточную канаву. – Я знаю, ты не можешь позволить, чтобы что-то пропадало зря.
Я ничего не сказал, но потянулся в карман, достал зажигалку и одну из двух сигарет, которые украл у отца. Последние несколько месяцев я периодически курил, и даже в 13 лет знал, что это вредно. Но мне было все равно. Мне было хорошо.
Я держался в нескольких шагах позади Итана, пока он выбрасывал конфеты, и, как бы я себя за это ни ненавидел, в конце концов подобрал несколько штук с земли и положил их в свою наволочку. Итан засек меня и рассмеялся.
– Ты станешь таким же толстым, как твоя мамаша, если съешь все это.
Я промолчал.
– Поэтому ее уволили из кафешки? Она сожрана еду клиента?
Я понимал, что Итан шутит. Он часто так делал. Наверняка в мыслях он считал такое поведение безобидным и игривым. Тем не менее я не раз говорил ему, чтобы он не трогал мою маму. У нее был диабет. Она не говорила об этом никому, кроме нас с папой, но врач сказал, что она может потерять ногу. Поэтому она и уволилась из кафе – она больше не могла ходить и обслуживать столики.
– Смени тему, Итан. – Я знал, что Итан меня услышал. Он продержался целую минуту или около того. Пока не заговорил снова.
– Думаешь, они с твоим отцом все еще трахаются? Интересно, как он умудряется ей вставлять? – Он захихикал, а потом зачастил: – Ладно, ладно, ладно, извини, больше не буду. Обещаю.
Поздно. Я уже весь кипел. Мы срезали путь через школьное футбольное поле.
– Давай остановимся здесь на минутку, – сказал Итан. Мы дошли до школьной площадки. – Держу пари, я смогу напугать до смерти нескольких мелких, если они придут сюда.
Он сел на одну из качелей, положив на колени наволочку. Дрыгал ногами, раскачиваясь на качелях. Я стоял рядом, сгорая от ненависти.
– Кажется, я вижу, вон они идут из-за холма, – вдруг вырвалось у меня. – Я спрячусь за горкой и подкрадусь к ним.
– Давай. – Голос Итана звучал непривычно глубоко и искаженно через маску.
я оставил его на качелях и пошел к горке. Он все раскачивался, а я мог слышать только те гадости, что кузен успел наговорить. Я вспомнил, как мама улыбалась мне с дивана и уговаривала сходить и повеселиться. Она была такой хорошей женщиной. Очень, очень хорошей. Никогда слова плохого не говорила об Итане. Более того, всегда хвалила его за оценки, победы в баскетболе и даже за внешность. «Ты станешь красивым мужчиной, Итан», – твердила она ему, – «Уверена, когда-нибудь мы увидим твое лицо в журнале».
И вот такого человека Итан считал нормальным смешивать с грязью.
Он смеялся сам с собой в предвкушении. Я не знал почему, но догадывался. Чтобы успокоиться, полез в куртку за второй сигаретой. Но она рассыпалась. Мой карман был полон табака и бумаги. Только табак, бумага и зажигалка.
Итан все еще смеялся. Зажигалка сама скользнула мне в ладонь. Я подошел к нему сзади. Он и понятия не имел, что я рядом, когда выпалил:
– Ладно, еще один раз, и я больше не заикнусь о ней! Если у твоего отца член не до колен, ему просто не удасться…
Я зажег огонь у шеи Итана, как раз там, где маска находила на его вымоченные в лаке волосы. Волосы мгновенно занялись. А потом случилось то, чего я не ожидал – маска вспыхнула.
Итан свалился с качелей и забегал кругами, пытаясь стянуть маску с головы. Я видел, как она рвется под его пальцами. Он не мог ухватиться. Материал пузырился. Его крики, едва заглушаемые расплавленными химикатами, прилипшими к его коже, эхом отражались от кирпичных стен начальной школы.
Через несколько секунд он упал и покатился по игровой площадке, вдавливая голову в песок, чтобы потушить огонь. И ему это удалось. Но повреждения были очевидны.
Он перевернулся на спину, уже не крича, задыхаясь, едва дыша. В лунном свете я увидел, что маска полностью срослась с тем, что осталось от его кожи. Один его глаз лопнул, а второй моргал и метался в ужасе. Будто он не понимал, где находится.
Я заметил, движение на другом конце поля. Дети приближались. Я крикнул им, чтобы они вызвали скорую, и стал ждать, не зная, куда себя деть.
Я взял на себя полную ответственность за то, что поджег Итана. Я сказал, что подкрался, чтобы напугать его, щелкнув зажигалкой возле лица. И да, у меня было много неприятностей. Но все поверили, что это был несчастный случай.
Лицо Итана было изуродовано. Ему делали пересадку кожи, пересадку костей и всевозможные восстановительные операции. Он так и не оправился. Ни физически, ни эмоционально. В 1990 году он покончил с собой. Его родители устроили очень дорогие похороны. Меня пригласили. Они простили меня за то, что я причастен к несчастному случаю. Собственно, из-за их последующего иска к компании, производящей маски, маски для Хэллоуина теперь делают из огнестойких материалов.
Мама умерла за несколько лет до Итана, но не раньше, чем осложнения от диабета лишили ее левой ноги. Мы с папой были с ней в больнице в то самое время, когда родители Итана приехали туда, чтобы проведать пока Итан находился в больнице, восстанавливаясь после успешной операции по пересадке тканей. Они навестили маму, папу и меня.
Мы немного поболтали о маминых надеждах на выздоровление, а потом перешли на Итана. Мама Итана восторженно отзывалась о пластическом хирурге, который недавно пришел в больницу после работы в Швейцарии. Судя по всему, он был лучшим. В начале года он взялся за дело Итана, хотя и дистанционно, и написал большую статью о новых методиках, которые он будет использовать. В мире пластической хирургии этот метод произвел фурор, хотя бы из-за своей амбициозности.
Мама Итана полезла в сумочку и достала журнал. Она пролистала его до страницы, на которой были представлены различные фотографии ожогов Итана, а также примечания и пояснения хирурга. Было видно, что мама сдерживает слезы. Я знал, почему. Ее глаза встретились с моими, и она больше не могла сдерживаться. Она разрыдалась. Папа и мама Итана обнимали ее, пытаясь утешить. Я просто смотрел.
Мама думала о том, что была права все эти годы. Она была права по неправильным причинам, но тем не менее она была права.
Как она и предсказывала, лицо Итана наконец-то попало в журнал.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
