Я не знаю, сколько из них заражены, так что слушайте внимательно. Это вопрос жизни и смерти.
Они приезжают в полдень, белые фургончики катятся по соседним улицам, из громкоговорителей на крыше льется такая знакомая мелодия и манит соседских детей.
Если вы слышите этот до боли знакомый звук – заткните уши, пока не зайдете внутрь. Оказавшись внутри, закройте окна, спрячьтесь в самом укромном месте и ждите, пока все не закончится.
И ни в коем случае не подпускайте детей к фургону.
***
Я не знаю, как это началось и закончится ли когда-нибудь (не думаю, что это произойдет), но важно, чтобы вы следовали правилам.
Это неполный список. Я не знаю всего, да и не хочу знать. Но моих знаний достаточно, чтобы составить инструкцию по выживанию, которая могла бы уберечь других от несчастья, разорвавшего мою семью в клочья.
Так что, если хотите остаться в живых, читайте внимательно.
- Если вы услышали мелодию, заткните уши. Убедитесь, что ваши дети сделали тоже самое. Если они ее услышат, фургон будет притягивать их как магнит. Если это все же случилось, уже слишком поздно.
- Если ваш ребенок направился к фургону, разворачивайтесь и бегите. Можно считать, что он уже пропал. Бесполезно пытаться спасти его, это трусость, но спасите хотя бы себя.
- Предыдущее правило еще важнее, если у вас есть еще другие дети. Если вы тоже подойдете к фургону, за вами проследят. И фургон будет ждать.
- Если каким-то чудом, вы видите фургон и у вас достаточно времени, чтобы убежать, не смотрите на водителя. Даже не пытайтесь смотреть на водителя. Если вы увидели это, бегите в дом и не слушайте мелодию.
- И наконец, если вашего ребенка схватят, но вам удастся убежать, будьте готовы. Существо, которое придет к вам в дом сегодня ночью – это не ваш ребенок. Не обращайте на него внимание, оно уйдет. Я научился этому на собственном горьком опыте.
***
Я понимаю, что все это звучит как бред сумасшедшего. Хотел бы я сойти с ума. Хотел бы, чтобы это было гребанным лихорадочным бредом, и я мог бы смыть его под горячим душем, и забыть.
Я понимаю, в это невозможно поверить.
Возможно…
Возможно, если я расскажу, что произошло, вы меня услышите.
***
Это была пятница в конце потрясающего лета. Казалось, весь мир сверкает янтарем.
Мои жена и дочь решили устроить “девичник”, а мы с сыном устроили “мальчишник”.
Обоим детям было по восемь лет (близнецы, если интересно), и тусоваться с родителями им пока еще было весело.
Мы прогуливались по парку и услышали, как с соседнего двора раздалась знакомая мелодия – через наш маленький пригород держал свой путь Продавец мороженого.
Кайл посмотрел на меня, распахнув голубые глаза, и легкая прядь светлых волос упала на них.
Ему даже не нужно было спрашивать.
– Конечно, дружище, – сказал я с усмешкой.
Он подпрыгнул от восторга и побежал по тротуару навстречу белому фургону мистера Фрости, показавшемуся из-за угла.
Он с грохотом остановился рядом с моим сыном, примерно в двадцати пяти футах от меня. Я наблюдал, как Кайл встал под маленьким навесом, изучая меню. Водителя видно не было. Окно оказалось затонировано, но, должно быть, кто-то внутри был, потому что окно обслуживания со скрипом открылось.
Я не должен был слышать с такого расстояния, но все же услышал отвратительный звук скрежещущего по ржавым роликам металла.
Внутри грузовика было темно. Словно дневные лучи были недостаточно сильными, чтобы разбить чернильную тьму.
Я должен был почувствовать, что что-то не так. Все это было странно. Внезапно стало холодно, как будто фургон привез с собой холодный ветер.
До тех пор я не спешил к сыну, беззаботно прогуливаясь по тротуару.
Но когда холод пробрал меня до костей, я что-то почувствовал. В голове словно взвыла сирена, каждая клеточка тела кричала, что что-то не так.
Первый раз в жизни я отреагировал, не задумываясь.
Не знаю, почему, но я побежал. Стремительно бросился вниз по улице.
Грудь сдавило, грохочущее сердце боролось с легкими за место в грудной клетке, которая казалась маленькой и залитой цементом.
Я так быстро мчался, что дома (семей высшего среднего класса с белой отделкой и стриженными газонами) превратились в цветное пятно. Ноги подкашивались, руки дрожали. Холодное дыхание хлестало по сжавшимся легким.
Не думаю, что Кайл меня слышал. Я не кричал, не звал его обратно. Горло было заполнено липким дыханием, я не смог выдавить ни звука, кроме пронзительного свиста воздуха, проходящего через легкие.
Кайл должен был слышать топот моих кроссовок, грохочущих по тротуару, но думаю, этого он тоже не слышал.
Он почувствовал, что что-то не так. Почувствовал сверхъестественной интуицией, присущей только детям, вроде того, как они могут сказать, что мама и папа поругались, даже если не могли слышать ссору.
Он повернулся, его светлые волосы подхватил ветер. Посмотрел на меня пронзительными голубыми глазами.
Голубыми как два маленьких океана, оттеняющих сияющее солнечным светом лицо.
А затем Продавец мороженого схватил его.
***
Множество паучьих лап показалось из тьмы и засосало моего сына через окно как пылесос высасывает вакуумный пакет. Он болтался как тряпичная кукла в клубке волосатых щупалец.
Теперь я закричал. Выкрикивал имя сына…
У него не было времени закричать. Когда паучьи лапы рванули его за живот, я слышал свист из его рта. Он влетел в окно. Голова ударилась об оконную раму, хрустнула, безжизненно повиснув, и Кайл исчез в грузовике.
Я побежал еще быстрее. Земля уходила из-под ног, будто я мчался по палубе корабля в шторм.
Когда я бросился к фургону с мороженым, перед глазами все размылось, раздвоилось, а затем собралось вместе и сфокусировалось
А потом я замер. Легкие сжались как резинка, и воздух со свистом вырывался из ноздрей. По всему телу побежали мурашки. Сердце скакало по грудной клетке как стадо бизонов шириной с милю.
Внутри грузовика творилось невозможное. Он был слишком большим. Он был…
Это был отвратительный ночной кошмар. Фургон будто был порталом в загон огромной скотобойни. В кормушках для скота гнила шелуха, на покрытом кровью полу разрослись растения, как на руинах заброшенного хозяйства
Но оно не было заброшено.
Было очень темно, но я смог разглядеть бледные, тонкие фигурки, хромающие на забой.
Безучастные лица, стеклянные глаза, как у сломанных кукол.
Скотом были дети. Сотни детей. Покрытые собственными нечистотами, шаркающие по желобам, а огромные фигуры в пропитанных кровью фартуках и камуфляжных балаклавах разделывали их заживо.
Они не кричали, и это было самое страшное. Там стояла гробовая тишина.
Только слабое шарканье ног, влажный звук изогнутых ножей, вскрывающих глотки, тяжелые капли крови, капающие на пол.
Мертвых поднимали за лодыжки и бросали на конвейер (как в химчистке), который уносил их через темный портал в неизвестность, горячие капли крови брызгали из разрезанных шей.
Я не мог дышать. Не мог моргать. Я почувствовал, что меня вот-вот стошнит, горячий поток рвоты грозился вырваться наружу.
Затем что-то схватило меня. Маленькая бледная рука коснулась своего папы, я отпрыгнул назад и закричал,
Это был Кайл, его голова была повернута под неправильным углом, а глаза были мертвы.
Но где-то там была похоронена маленькая частичка его самого.
Потому что он сказал одно слово голосом, который я не забуду никогда.
– Беги.
Затем он захлопнул окно. Когда оно с треском захлопнулось, я увидел множество паучьих лап, обхвативших его сзади.
Волосатые лапы закрыли его рот, его глаза. Рванули его назад и отправили на убой.
И грузовик уехал. Мелодия весело потрескивала из громкоговорителей на крыше.
Он промчался по улице, развернулся и исчез из виду, навсегда унося моего единственного сына.
***
Я никогда не забуду, как моя жена кричала, когда пришла домой. Когда я рассказал ей, что случилось, среди беспорядка огней полицейских машин и детективов в дешевых костюмах.
Ее лицо исказилось. Она упала на колени и стала звать своего сына.
Я обнял дочь и начал плакать, уткнувшись в ее светлые волосы.
***
Первые сутки самые важные в делах по похищениям.
Но я знал, что это не имеет значения. Я знал, что видел, и что мой мальчик ушел в лучший мир.
Что, как оказалось, было не совсем так, я понял это в тот же день, когда Кайл отправился за мороженым.
Я не стал рассказывать детективам, что видел. Что я мог сказать? Они бы подумали, что я рассказываю небылицы, чтобы убедить самого себя, что не причинял вреда своему единственному сыну, они бы задержали меня как главного подозреваемого.
Так что я солгал. Сказал, что фургон мистера Фрости похитил его.
Они объявили розыск по всему штату.
И ничего не нашли.
***
Мы с моей женой Джессикой не спали этой ночью. Ее лицо распухло, глаза были красными от слез.
Майя поняла, что случилось. Конечно поняла. Несмотря на то, что ей было всего восемь, она была чертовски умной и схватывала все на лету.
Она также знала, что маме и папе нужно побыть вдвоем, и отправилась в кровать без лишней суеты.
Я оцепенел. Мое тело было холодным. Это была отвратительная ложь, дающая моей жене хоть какую-то надежду.
В самой глубине души я знал, что наш сын мертв.
Все эти дети мертвы.
Слепо бредут конвейером к этим огромным существам в пропитанных кровью фартуках, с окровавленными ножами и в ужасающих камуфляжных балаклавах.
Жена что-то сказала. Я посмотрел на нее.
– Что?
Она высморкалась в салфетку и скомкала ее.
– Кайл где-то там. Мы должны отправиться искать его. Попытаться найти этот грузовик.
Она бросила на меня осуждающий взгляд. Она считала виноватым меня. Я знаю, что считала. И ее вины в этом не было.
– Полиция сказала, мы должны… – я прервался на полуслове. Бледная фигура дочери, одетая пижаму и кутающаяся в розовое одеяло, появилась в дверном проеме.
– Дорогая, – я встал и взял Майю на руки.
Она смотрела на меня. Ее глаза были распахнуты от страха.
Передо мной?
Нет. Нет. В тот же момент я понял, чего она боялась.
– Он дома, папа, – сказала она, – Кайл дома.
***
Существо за дверью не было нашим сыном.
Оно выглядело как Кайл. У него была походка Кайла.
Оно не было им.
Оно было бледным. Все в грязи. Глаза холодные и мертвые, не теплые лужи океанов, как раньше, а две ледяных глыбы мрамора с замораживающим взглядом.
Жена зарыдала и заключила Кайла в объятия.
Он не обнял ее в ответ.
Два холодных глаза остановились на мне. Понимающая улыбка расплылась на его лице.
– Почему ты это сделал, папочка? – спросил он, когда мы завели его в гостиную.
Я почувствовал, как Майя напряглась. Понял, что вот-вот произойдет что-то плохое.
– Что? – спросила жена сына.
– Почему ты пытался убить меня? Пытался убить меня, а, папа? Я думал, ты любишь меня. Я думал…
Его голова запрокинулась, рот превратился в черную дыру. Он издал гортанный, булькающий звук. Глаза закатились, обнажив белки.
Джессика посмотрела на меня распахнутыми глазами, как раньше у Кайла. Не думаю, что она осознала, что начала отступать назад. Так же, как и я.
Мы попятились в гостиную, Кайл двигался на нас, вынуждая отходить все дальше.
Майя начала рыдать мне в рубашку. Ее слезы, теплые и соленые, согревали мою грудь.
Когда Кайл снова заговорил, дыра его рта продолжила расширяться, растягиваясь все шире и шире. Только в этот раз губы не шевелились. И голос (глубокий, искаженный, как слова демона изо рта одержимого) с шипением вырвался из горла.
– Почему, папа? Зачем, блядь, ты это сделал? Тебе нравится убивать маленьких детей, да? Хочешь убить Майю? Хочешь увидеть, как мозг стекает по ее косичкам?
– Стой… – мой голос прозвучал очень слабо.
Существо усмехнулось, а рот Кайла все продолжал растягиваться.
Его губы были покрыты желчью. Зубы были коричневыми и неровными.
Взгляд Джессики метался между нашим сыном и мной. Ее ноги ударились об диван и гравитация усадила ее задницу на подушку. Она издала удивленный возглас, который утонул в хриплой тираде, сорвавшейся с губ моего сына.
– Хочешь снести ее маленькую голову? Бить до тех пор, пока она не треснет и все девчачьи мысли и чувства не хлынут наружу?
Уголки рта лопнули. Ручейки крови потекли в его глотку. Рот продолжал открываться, как будто его голова раскололась надвое.
– Останови его, папа, – рыдала Майя.
Я не мог говорить. Голос пропал. Я пытался выдавить из себя звук, адамово яблоко дрожало, но ничего не получалось.
Рот Кайла разрывался шире и шире, кости и сухожилия трещали и лопались, нижняя часть лица была залита кровью.
– Хочешь поиграть в мясника, папа? – голос, исходящий из моего сына усмехнулся. – Разрезать хрящи, вены и розовую плоть, соединяющую маленькие головки с маленькими телами? Чувствуешь, как теплая кровь течет по твоим рукам? Чувствуешь, как твой нож царапает кость?
Я видел, как его горло растягивается и извивается, как будто внутри были пальцы, которые хотели вырваться наружу.
– Хочешь видеть, как свет угасает в их глазах, а жизнь вытекает из их глоток? Хочешь, папа? Хочешь?
Затем голова Кайла откинулась назад, щеки разорвались, рот распахнулся в ужасной адской ухмылке, и множество волосатых паучьих лап вылезло из горла.
Жена начала кричать, и одна из лап ударила ее по лицу. Ее голова повернулась, затрещала, и она повалилась вперед, в ее костях было столько же жизни, сколько в мешке с зерном.
Это заставило меня действовать. Я кинул дочь на диван и бросился к полке с каминными инструментами.
Паучьи лапы хрустели и трещали, извиваясь, как щупальца.
Майя вскрикнула. Ее лицо исказилось от ужаса. Паучьи лапы ринулись к ее маленькому хрупкому телу.
Я вырвал кочергу из подставки и развернулся, используя импульс, чтобы ударить со всей силой, на какую был способен.
Но я промахнулся.
Боже, как я промахнулся.
Майя отпрыгнула. Отпрянула от паукообразного существа, пытающегося ее убить.
Прямо по дуге моего замаха.
Заостренный конец кочерги попал прямо в центр ее черепа и вонзился в мозг. Я почувствовал, как кости треснули словно стекло. Я почувствовал, как кочерга легко пронзает ее извилины.
Она упала, словно была марионеткой, а я перерезал нитки. Когда она упала лицом вниз с тошнотворным глухим ударом, раздался тихий всхлип. Ее рука сжалась в маленький кулачок, а потом она умерла.
Кайлообразное существо разразилось смехом. Оно повернулось ко мне. Паучьи лапы мелькали и дрожали, нападая во всех направлениях, как десять воздушных танцоров, которые бывают возле дилерских центров.
– Тебе нравится убивать детей, папа? Тебе нравится…
Кайл издал изумленный вздох. Паучьи лапы резко выпрямились как как солдаты по команде, жизнь стекла с лица моего сына.
Конец кочерги, которым я вырвал мозги Майи сейчас торчал из его левого глаза. Синие, как океаны, глаза погасли. Тонкая струйка гноя стекала по щеке.
Затем щупальца исчезли во рту с хриплым бульканьем, и сын повалился вперед, мертвый, как и вся моя семья.
Я стоял там, весь в крови моих детей и плакал.
***
Я слышу приближающиеся сирены.
Я пишу это как предупреждение. Умоляющий крик, призывающий других прислушаться.
Я не ищу прощения.
Я сломан. Мужчина, которого в один жаркий летний день уничтожил погубил фургон с мороженым.
Я уверен, вы увидите мое имя в газетах в сочетании с различными вариациями выражения “УНИЧТОЖИТЕЛЬ СЕМЬИ”.
Но это был не я.
Я виноват, Боже, как я виноват, но это был не я.
Пожалуйста, не повторяйте моих ошибок.
И если ваши дети попросят мороженое, купите его в магазине.
Так будет лучше.
~
Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
