MNPenguin Клуб полуночников

В Атлантике есть маяк, который топит больше кораблей, чем спасает

В

Остров был ничем без маяка.

Все строилось вокруг него. Каменного монолита, возвышающегося над землей, как призрачный шпиль, устремившего свой сияющий взор на бушующий Атлантический океан. Однако Хранитель Колд-Рок отличался от других маяков. У его подножия встретил смерть не один человек.

С незапамятных времен остров считался населенным призраками. Проклятое место, которое вело корабли на смерть. Легенда гласила, что при возведении города – Бог знает, когда, – на Холодной скале жила община ведьм. Там они практиковали свое ремесло, потому что думали, что океан их защитит.

И он защищал. Некоторое время. 

Но, как и в любой старой истории, герои в конце концов исчезают, так и случилось с ведьмами. Они или умерли, или были убиты. Кто знает? История имеет забавное свойство забываться. В любом случае, кораблекрушения не прекращались, и на острове построили маяк – как предупреждение о скалистых берегах.

Однако он ничуть не помог. После строительства маяка количество смертей росло и росло, и вскоре весь каменистый берег Колд-Рока был усеян трупами моряков. Вскоре горожане убедились, что остров проклят и что маяк каким-то образом стал проводником зла. 

После этого люди начали избегать Колд-Рок. По крайней мере, местные жители. С этим местом было что-то не так. Наши матери и отцы слышали об этом от своих родителей и передали это знание нам. Предостережения переходили из поколения в поколение в сказках на ночь и предупреждениях перед выходом в море.

– Не подплывай слишком близко к маяку, – говорили они, — если не хочешь, чтобы океан поглотил тебя.

Мой брат часто говорил то же самое.

Джордж был рыбаком и капитаном небольшого судна под названием «Поцелуй форели». Оно принадлежало не ему, а компании, на которую он работал, хотя должно было – он мог нырнуть на своем кораблике в пасть урагана и выйти невредимым. Все это знали. Джордж ничего не боялся во всем океане, кроме этого проклятого маяка, и он сказал бы вам то же самое.

– Я скорее поплыву на лодке в шторм, – говорил он с пинтой пива в руке, – чем поведу “Поцелуй форели” мимо Колд-Рока.

Впрочем, это было давно. Он умер через три дня после моего девятого дня рождения.

Разбился.

Лодка накренилась и выбросила его и старшего помощника за борт, а потом разбилась на тысячу осколков о берег Колд-Рока.

Когда я ложился спать, мой брат был жив. А когда проснулся, он был уже мертв. Просто ушел без прощания и последних слов. Тогда я осознал, что легенда о Колд-Роке – не просто миф, а самая правдивая история из когда-либо рассказанных.

Видите ли, как любой хороший моряк, мой брат был суеверным человеком. Он никак не мог оказаться возле тех скал, если бы его не привела туда какая-то тьма, и, наверное, эта же самая тьма начала манить и меня, а может, просто сказалось детское горе, но не прошло и недели после похорон, как я спустился к докам, отвязал его ялик и вывел его в гавань.

И повел к Хранителю Колд-Рок. 

Слишком долго, решил я, этот вздымающийся мавзолей господствовал над нашим кротким городом. Слишком долго он забирал наших родных и оставлял вместо них море. Кто-то должен положить этому конец, и в ту свежую летнюю ночь я решил, что этим кем-то буду я.

Так что я поплыл на призрачный свет маяка, хищно ощупывающий океанские волны. Я греб и греб, пока не приблизился настолько, что грести было уже бессмысленно, потому что вокруг поднялись крутые волны и бурные потоки закружили лодку. Помню, как запаниковал. Как будто совершил смертельную ошибку, о которой осталось лишь горько жалеть, пока взбесившееся море бросало и болтало меня. Сначала я потерял одно весло, затем и другое. 

Потом лодка накренилась как резиновая уточка в ванне, а неясный силуэт маяка исчез. Меня поглотила тьма. Холодная, влажная тьма.

Я выплюнул целую реку морской воды, когда я пришел в себя. Дрожащий и дезориентированный, я собирал мысли в кучу. Вокруг меня валялись щепки – все, что осталось от моей маленькой лодки или какого-то другого несчастного судна. Не далее чем в десяти футах огромные волны грохотали, разбиваясь об острые скалы, выступающие над берегом, как акульи плавники, а брызги от них поливали меня, напоминая, где я нахожусь и зачем пришел. 

Я перекатился на спину. Вдалеке проступали очертания Хранителя Колд-Рок, возвышающегося надо мной, как титан из мифов. Взбираясь по спирали, он достигал залитых лунным светом облаков, а желтый свет описывал гипнотизирующий круг под неровное пение электричества. Мне казалось, что он зовет меня. Манит к своим тяжелым дверям.

Я поднялся на ноги и понял, что проделал весь этот путь, не придумав четкого плана. Сейчас я задаюсь вопросом, на самом ли деле я собирался зайти так далеко. Быть может, я просто был так убит горем, что надеялся, что океан просто поглотит меня, как поглотил Джорджа, и мы снова будем вместе. Может, я просто хотел положить конец своим страданиям.

Так или иначе, у меня был только один путь – вперед. Я шел мимо каменных столбов.  Надгробий, на которых оказались вырезаны портреты мужчин, чьи истории я знал наизусть.

Руперт Дуги, 1892.

Упал с маяка, ремонтируя крышу. 

Необъяснимым образом оказался в тридцати футах от здания, его тело разорвало пополам о скалы. Чайки свили гнездо в его груди.

Говард Ньютон, 1903.

Спокойно умер во сне. 

Его преследовали голоса. Каждую ночь он выпивал литр виски, просто чтобы заснуть. Найден в своей постели частично разложившимся, с дневником в руках. Последняя запись гласила: “Океана я боюсь не в пример меньше, чем зла в этих стенах”.

Бесспорно, маяк всегда был чудовищным. Выбрасывая моряков на скалы или сведя с ума, выбросив на берег, Хранитель Колд-Рок брал то, что хотел, и делал мир все несчастнее.

И вот я пришел, чтобы изменить это. Маленький девятилетний я, которому нечем было даже защищаться, кроме камня и перочинного ножа брата. Какой у меня был выбор? В тот момент никакого. Я оказался там, и пути назад не было. Только вперед.

Так что, я поднялся по ступенькам в Хранителя Колд-Рок.

За массивными дверями меня встретили старые пивные банки и журналы с обнаженкой. Стены внутри были расписаны граффити, на сломанных столах и стульях вырезаны имена. Стальная винтовая лестница бежала вверх, прижимаясь к сужающимся стенам маяка. К самому верху, к люку, ведущему в главную комнату.

Тогда меня что-то потянуло к себе. Что-то влекло меня вперед, и я понял, что именно комната с лениво вращающейся лампой маяка толкает души на смерть. Она источник всех страданий.

Сердце колотилось, я бежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Люк оказался заперт. Надпись на старом навесном замке гласила  “КЛЮЧ ОБСЛУЖИВАНИЯ №1”. Ключа у меня не было, зато был камень. Разбив замок, я распахнул люк.

Свет ослепил меня. Ужасный дрожащий свет, яркий, как вспышка сверхновой. Уши заложило жужжащим гулом какого-то механизма, приводящего в действие искусственное солнце. Прикрывая глаза, я карабкался по лестнице, ведущей в люк, шаг за шагом, пока не оказался в самой комнате.

И тогда случилось что-то странное.

Мир потускнел. Я открыл глаза и обнаружил, что ослепляющий свет исчез. Осталось только слабое свечение, но и оно быстро затухало, уходя в пустоту, пока не остался лишь маленький проблеск.

Затем исчез и он.

Меня окружила тьма. Не та темнота, что наступает, когда выключаешь свет перед сном, а настоящая тьма. Такая тьма, в которой оказываешься на глубине шести футов, похороненный под червями и грязью. Тьма такая густая, что практически удушает.

Я  шарил руками по поверхности в поисках люка, из которого вылез, но его нигде не было. Исчез. Капут. Я кричал и вопил, проклиная маяк и самого себя за глупую идею явиться прямо в лапы Сатаны с пустыми руками, не считая камня и старого перочинного ножика, но, естественно, проблем это не решило. 

В конце концов, я просто сел и заплакал.

Я плакал о маме, представляя, как она проснется утром, обнаружит, что меня нет, вызовет шерифа и объявит меня пропавшим. Они будут искать и искать – и никогда не найдут, а мама будет просить искать дальше, потому что она просто не сможет жить дальше, зная, что оба ее ребенка пропали.

Я плакал о папе, который уехал из города по делам и, несомненно, будет винить себя за постоянные отъезды. А потом, возможно, он так от этого устанет, что обвинит мою мать в том, что она недостаточно следила за мной.

Но больше всего я оплакивал брата. Потому что Джордж всегда говорил мне держаться подальше от Хранителя Колд-Рок, а потом даже умер, чтобы преподать мне урок, но я все равно сунул сюда нос. Я решил, что лучше знаю, несмотря на то, что он рыбак, а я всего лишь глупый младший брат, который пришел сюда мстить, но сделал только хуже.

– Посмотри на него, – сказал гнусавый голос, – в нем нет света.

Я обернулся в ужасе.

– Кто здесь?

– Он присоединится к остальным.

– К остальным? – закричал я, – Вы имеете в виду моего брата?

– Дай ему время, Агата, – сказал другой голос, более пронзительный.

– Время? – рявкнул первый голос. – Он здесь, чтобы творить насилие! Он злой, отчаянный и кровожадный, он хочет убить нас и обратить наш дом в пепел. Ты не видишь? В нем нет света, Беатриса, значит, у кретина нет никакого “времени”. 

Я инстинктивно отпрянул назад. Трудно было определить, откуда доносились голоса, но говорящих точно было двое.

– Не драматизируй, Агги, – сказал второй голос. – Разве ты не видишь источник его злости? Это его брат. Он опустошен горем и наполнен болью, бедняжка.

– Вы – они… – Я запнулся, во рту слишком пересохло, чтобы нормально говорить. – Вы – ведьмы, да?

Гнусавый голос Агаты хихикнул. 

– О, посмотри, какой проницательный ребенок, сестра. Я думаю, вряд ли мир будет скучать по такому бестолковому болвану, как он. Позволь мне сделать это сейчас. Я быстро управлюсь. 

– Тише, Агата. Дитя, я чувствую, что тебя преследует тоска по брату. Ты скучаешь по нему?

Вопрос привел меня в ярость. Я понял, что это было доказательством того, что ведьмы знали об убийствах, они их совершали, знали о боли, которую причиняли, и все равно снова и снова продолжали губить наш народ. Из глаз хлынули слезы. 

– Да, – сказал я дрожащими губами, – конечно, я скучаю по нему! Вы представляете, сколько убили невинных людей?

– А ты представляешь, сколько людей мы спасли?

Слова Агаты привели меня в замешательство. Я попытался высказать ей в ответ что-то продуманное и уместно обвинительное, но все, что мне удалось сделать, это стоять с отвисшей челюстью.

– Видишь, Агата? Посмотри сюда, около его груди.

– Да ладно, там почти и нет ничего. Все равно его стоит очистить.

– Это значит, что в нем есть свет, вот что это.

– Немного света есть в каждом, добрая ты душа.

Это была самая странная и тревожная ситуация, в которую я когда-либо попадал.

– Что вы имеете в виду под спасенными людьми?

– Мы имеем в виду, – нетерпеливо начала Агата, – что мы с Беатрисой мирно жили на острове Колд-Рок много-много лет. Практиковали магию земли, выращивали свой урожай, ловили рыбу. Мы никому не причиняли зла, но однажды ночью к нашему берегу причалило судно. Они связали нас и сожгли наши тела в яме. В яме! Они пили много часов после этого, устроили буйное веселье, обмениваясь приветствиями и объятиями…

Беатриса вздохнула:

– Они спали в нашем прахе.

– Ужасно негигиенично, правда? – сказала Агата, – Конечно, мы видели их корабль на горизонте. Видели, как его грузят в доках, и знали, что нас ждет. Мы подготовились.

Я подготовилась, – сказала Беатриса, – ты пыталась побить их дубиной.

– Почему ты постоянно перебиваешь? Я достаточно любезна, чтобы объяснить маленькому кретину, как было на самом деле, прежде чем мы зарежем его. Меньшее, что ты можешь сделать, – это позволить мне рассказать ему сказку на ночь.

Агата замолчала, и я почувствовал, как взгляды ведьм скрестились в темноте.

– Итак, болван, о чем я? Ах да, мы позаботились, чтобы наши убийцы встретили подобающий конец. Привели их всех в ярость. Заставили их порубить друг друга. Ха! Можно сказать, поэзия правосудия. Мы с Бетти решили, что избавимся от этих мерзавцев, пока они не заразили этой ненавистью кого-нибудь еще. И знаешь, что? Мы обнаружили, что мертвыми мы куда лучше сонастроены с духом людей! Выяснили, что можем оценить человека за тысячу ярдов по яркости его свечения. И мы часто так делали. Мертвым особо нечем заняться, а мы с сестрой не любим сидеть без дела, так что мы принялись за работу, сделав одолжение городу. Магией заманивали худшие души к скалам. Кромсали их и избавляли народ от необходимости иметь с ними дело. 

Я ошеломленно потряс головой.

– Так много кораблей разбилось об эти скалы. Так много. Вы хотите сказать, что все эти моряки были злыми?

– Ни в коем случае, маленький тупица, – сказала Агата, – Мы убивали только худших. Остальных выносило на берег, и кто-то приходил за ними… в конце концов. То же касается и смотрителей маяка, по крайней мере, большинства из них. Один полез работать на крышу в шторм. Бедного парня ветер пронес пол острова, прежде чем бросить на камни.

– О, еще был Гови, – добавила Беатриса, – милый мужчина, он вел дневник и так мне нравился. Ужасно красивый.

– Гови… Ты говоришь о Говарде? – фыркнула Агата, – Бедный парень был немного ясновидящим и никогда не догадывался об этом. Говорил, что слышал голоса, и я подозреваю, что слышал! Подслушал, как мы с Эгги спорили до рассвета, как пара ослов. Неудивительно, что он спился до смерти.

– Стыдно.

– Да, стыдно. У него был отличный вкус на виски.

Черная, как смоль, пустота чуть просветлела. Достаточно, чтобы я смог различить бесформенные, как белье, развевающееся на ветру, фигуры, порхающие вокруг меня. 

– Ох, – сказала Агата, немного шокированная, – он теперь нас видит, не так ли?

– Конечно, видит, посмотри на него, он светится.

В моей голове вертелся вопрос.

– Почему ваша магия стала сильнее после того, как построили маяк?

– Сильнее? – в замешательстве спросила Беатриса, – Что ты имеешь в виду?

– Горожане всегда говорили, что после постройки маяка смертей стало больше. Он… Он помогал вам убивать людей?

– Ха! – рассмеялась Агата, – Эта детская глупость начинает мне нравиться, Бетти. Вот что я скажу. Нет, жабьи мозги, маяк не сделал нас ни сильнее, ни умнее, ни чертовски красивее, чем мы были. Все, что он делал, это приводил народ в гавань, они ведь думали, что плохого может случиться, если маяк уведет их подальше от тревог? Больше грешников, больше кораблекрушений. Вот так просто.

– О, – ответил я, и мне в голову пришла еще одна мысль. Фигуры медленно растворились во мраке снова. Я понял, что мое сияние тускнеет, и пустота снова начинает душить. – А мой брат? Почему вы убили его?

– Мы не убивали твоего брата, – после небольшой паузы ответила Беатриса.

– Как неловко.

– Тише, Агата, прояви милосердие.

На глаза навернулись слезы, и я быстро вытер их рукавом.

– Что значит, вы не убивали его? Он погиб здесь, на этих скалах! Лодка перевернулась меньше, чем в сотне ярдов отсюда!

 – Что ж, – медленно сказала Беатриса, – мы затеяли это ради другого… О, Господи, как его звали?

– Рид Валлас, – ответила Агата.

– Точно, Рид Валлас. Да. Нам нужен был он, старший помощник на корабле, которым управлял твой брат. Отребье. Насильник. Убийца. Пятно на лице города, и, честно говоря, миру без него намного лучше. 

Я глубоко вздохнул. Знаете, таким плаксивым вздохом, как когда начинаешь успокаиваться, но еще не до конца пришел в себя. 

– Тогда почему вы убили Джорджа?

– Тупой ребенок! – воскликнула Агата, – Ты что, не слушал? Мы только что сказали тебе…

– Агги! – перебила Беатриса. – Посмотри на него. Он снова светится! Каким бы слабым он ни был, мы должны беречь этот свет.

Агата что-то пробормотала, нетерпеливо и разочарованно.

– Твоего брата должно было аккуратно смыть на берег. К сожалению, когда “Поцелуй форели” перевернулся, Рид запаниковал, спасательного жилета на нем не было, он схватил твоего брата, чтобы спасти свою жизнь, и в итоге утонули оба.

Новые факты свалились на меня как снег на голову. Холодно и больно. 

– И вы позволили Риду погубить его? Даже не попытались помочь?

– Как бы объяснить, – вздохнула Агата, – наша магия скорее не скальпель, а кувалда. Маленькие поправки в судьбе, вроде спасения твоего брата от Рида, для нас невозможны. Это было непредвиденное обстоятельство.

– Тогда, может, в ваших силах вернуть его? – безнадежно спросил я в отчаянии, – Он ведь не должен был умереть? У меня даже не было возможности попрощаться с ним, и…

– Нет, – сказала Агата, – мы не можем.

Хоть я и ожидал это услышать, но было так же больно, как и от известия о его смерти.

– И часто такое случалось? – тихо пробормотал я. Свет, исходящий от меня, мерцал в темноте. Светит – не светит. Светит – не светит. Как будто он не мог решить, остаться или нет. – Сколько невинных людей умерло из-за вас?

Пустоту заполнила тишина. Если пустота была густая и душная, то тишина ощущалась как на дне океана – тяжелая и давящая.

– Иногда, – сказал Беатриса, – думаю, иногда смывает и невиновных людей.

– И вас это устраивает? – Мой голос треснул под тяжестью вопроса. Меня это не устраивало. Почему невинные люди должны умирать ради наказания плохих? – Вы действительно должны это делать?

– Я… – Беатриса запнулась. – Я не уверена.

– Бэтти, – глухим голосом сказала Агата, – ты светишься.

– О, – сказала Беатрис, и бесформенная фигура сродни развевающейся на ветру простыне сложилась, словно исследуя себя, – кажется, да. Я почти забыла, каково это… Почему?! Посмотри и на себя, Агги! Я почти вижу твое ледяное сердце.

Обе фигуры и правда начали излучать слабое сияние. Они поднимались вверх, танцуя и споря на незнакомом языке. Они кружились, огрызались и сплетались над моей головой, пока наконец не остановились и не поплыли вниз уже яркими.

– Мы с Агги решили, что ты прав, и мы должны это прекратить.

– Я?

– Конечно, ты, тупица, – сказала Агата, – мы так увлеклись попытками творить добро, что забыли про самый важный свет – свой собственный.

Беатриса хихикнула:

– Посмотри на себя, Агги. Сначала ты хотела зарезать бедного ребенка, а теперь его обожаешь.

– Это было до того, как он начал светиться, как канделябр.

– Она права, дитя. Как и ты. Мы поняли, что не можем правильно помогать другим людям, если сами не в порядке. Так что теперь мы будем заниматься собой. Вернем наш свет. Весь наш свет.

– Правда? В смысле, это здорово! – сказал я, в первый раз после смерти Джорджа почувствовав радость. Свет вспыхнул внутри меня. – Значит, вы больше никому не причините вреда?

– Угу, – подтвердила Беатриса.

– Не будем вредить тем, кто еще жив и дышит, – добавила Агата, – тем, что напомнили мне, что мы сами вредим себе.

– Боюсь, что так, – согласилась Беатриса.

Затем фигуры начали материализоваться во что-то осязаемое. В людей. Передо мной появилась пара сияющих трупов с остатками плоти на скелетах и с обгоревшими лицами. 

Одна улыбалась, вторая хмурилась.

– Мы знаем, что вы не успели попрощаться. Частично это наша вина.

– Это полностью наша вина, Агата. И это правда, что мы не можем вернуть Джорджа.

– Итак, – сказала Агата, со вздохом потирая изувеченные руки, – знаешь, мы решили сотворить последнюю магию перед тем, как уйти навсегда. Считай это прощальным подарком.

Беатрис сжала меня в крепких объятиях.

– Это немного, дитя, но это лучшее, что мы можем сделать.

***

Это последнее, что я помню о ведьмах из Хранителя Колд-Рок.

Я проснулся в своей кровати с солью в волосах и водорослями на рубашке. Мама завизжала от радости, а другой человек, которого я не узнал, но который, как мне сказали позже, был доктором, сказал, что я проспал не меньше четырнадцати часов. Полиция, объяснил он, нашла меня на берегу. Они думали, я получил серьезное сотрясение мозга, возможно, впал в кому.

– Ты спал как убитый, – сказал он мне.

Я сказал, что чувствую себя хорошо и что мне жаль, что заставил всех поволноваться, но сейчас больше всего на свете мне нужно немного побыть одному, чтобы привести голову в порядок. Всего пять минут, сказал я. Мама и врач сомневались, но все-таки пошли мне навстречу и вышли из комнаты.

Оставшись один, я подошел к окну. Мой дом стоял на холме, откуда открывался прекрасный вид на город. Сверху я осмотрел около сотни спящих домов, тихий школьный двор, захудалый кинотеатр и около двадцати лодок, покачивающихся у причала.

Потом посмотрел еще дальше.

Я смотрел на море, на маленький остров с каменным шпилем, посмотрел на Хранителя Колд-Рок, и тихо выдохнул: “Спасибо. Спасибо вам за все”.

Видите ли, сны – странная вещь. Иногда сны – это просто виньетка, настолько маленький кусочек времени, что вы задаетесь вопросом, был ли он вообще. В других случаях они бывают настолько долгими и обширными, что вы словно проживаете в них вторую жизнь. 

В ту ночь я видел самый длинный и реальный сон в жизни. Он будто длился годами. Десятилетиями. В том сне я играл в мяч, путешествовал по миру, делил кружку пива и много-много рыбачил.

В том сне я попрощался со своим братом.

~

Оригинал (с)  Born-Beach

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Комментировать

MNPenguin Клуб полуночников