Очень хорошо. Я ждал этого момента всю жизнь. Еще немного, и она будет в моих руках. Моя Связь.
У меня вырывается вздох облегчения. История звучала так многообещающе, я был уверен, что она не могла просто закончится. Нет, это невозможно. Только не в том случае, если это действительно был Бессердечный человек. Я прокашливаюсь.
– Что произошло после того, как он… как оно вышло в гостиную?
– Рейчел шипит мне, что нужно бежать. Я напоминаю ей, что ее лодыжке конец. Она едва доковыляла до спальни, как, по ее мнению, она побежит по лесу? По неровной земле? В дождь? Она говорит, что если останемся здесь, то умрем.
Аманда вздрагивает.
– Я знаю, что Рейчел права. Я знаю это, но не могу заставить себя идти. У меня такое чувство, что сейчас только палатка защищает нас от этой твари. Вроде как, пока нас разделяет брезент, оно не может видеть нас, а мы не видим его. И его как будто не существует.
Мне требуется все самообладание, чтобы не закатить глаза. Вместо этого я переворачиваю страницу анкеты, сохраняя нейтральное выражение лица. Она ведет себя как ребенок. Как часто люди выбирают иррациональные и бессмысленные действия в попытках выжить в ужасающих ситуациях. Конечно, не было ничего “волшебного” в ее палатке. Во всем мире не было ничего, что помогло бы им спасти свои жизни.
– Продолжай, – говорю я.
– И вот я снова слышу скрип половицы. Шаги возобновляются, но они идут не к нам. Оно расхаживает по гостиной взад и вперед и хихикает все быстрее. А потом и громче. Надрывнее. Оно начинают хрюкать. Рычать. – Аманда делает вдох и подавляет рыдание. Слезы ручьем льются по щекам, в глазах застыл ужас. – А потом опускается тишина. Никакого скрипа. Никакого хрюканья. Никакого гребанного хихиканья. Только гром снаружи, завывания ветра и дождь, барабанящий по крыше. Я сижу в палатке, сжимая перцовый баллончик, Рейчел рыдает, и мы обе молимся, чтобы оно ушло. Молимся, чтобы оно сдалось. Решило поискать другую жертву. И… и…
– И что? – Я настойчив.
Наши взгляды встречаются, и меня поражает глубина безнадежности и ужаса в ее глазах.
– …И тут хижина сотрясается. Шаги молотят по полу, и раздается мерзкий, мучительный звук, будто сотни человеческий воплей смешиваются в один голос. Нас с Рейчел теперь ведут лишь инстинкты. Мы кричим, барахтаемся, переползаем друг через друга, пытаемся расстегнуть палатку и выбраться, а потом мир переворачивается с ног на голову.
Нас будто мотает в стиральной машине. Моя голова встречается с ее коленями, мы катаемся, подпрыгиваем в этой какофонии криков и шуршания брезента, а потом я понимаю, что палатка отрывается от земли. И в свете светодиодного фонаря я как в гротескном фильме ужасов вижу два кривых сломанных рога, пронзающих брезент. Это чудовище отшвыривает нас, взбрыкивая, как гребаный олень.
Полотно палатки не выдерживает, и мы вываливаемся наружу одной безвольной кучей. Рейчел, все еще вцепившись в фонарь, карабкается по мне, и в бесконечном безумии происходящего я вижу, как она прыгает к окну. И когда она делает это, свет падает на это… на этого монстра. – Аманда всхлипывает, борется со слезами. – Мне нужна секунда.
– Конечно. – Я достаю набор салфеток из кармана и передаю ей. – На вот, высморкайся.
Она следует моему совету. Какое-то время мы сидим в тишине. Ее нижняя губа мелко дрожит.
– Он не меньше двух с половиной метров в высоту. Сидит на корточках. Похож на человека, только его грудь покрыта мехом, а ноги – грубой чешуйчатой кожей, как у птицы. Длинные спутанные волосы и… и рога, торчащие из глазниц.
Я отмечаю детали, сдерживая волнение. Да. Хорошо. Почти идеальное описание. Не хватает лишь нескольких ключевых моментов.
– Рога, – настаиваю я. – Можешь описать?
– Они были кривыми. – Она начинает медленно. – Выходили из глазниц под разными углами. Один не похож на другой. А вокруг каждого ореол глаз… Крошечных черных точек. – Аманда закрывает глаза и нервно сглатывает. – Я сначала даже не заметила их, но они вдруг все моргнули в унисон… И я тогда подумала, что ужаснее вещи я еще не видела.
– Тебя напугало то, что они моргнули разом?
– Нет. То, что они все смотрели на меня.
– Он напал на тебя? – Мне нужно знать это. Определяющей характеристикой Бессердечного человека является способ нападения. Если это совпадет, то она будет моей. Она будет моей Связью. И я достану его.
– Нет. – Она трясет головой. – Наверное, он собирался, но Рейчел подняла шум. Она забралась на подоконник и вывалилась с той стороны. Существо поворачивается к ней, коротко хихикает и несется к окну. Он кажется слишком огромным, чтобы пролезть в него, но, оказывается, нет. Его тело изгибается и вытягивается, как змея, протискиваясь в раму окна. И я вижу, что из его чешуйчатых лап торчат толстые когти, а руки, которыми он держится за окно, заканчиваются длинными тонкими пальцами. Он барабанит ими по стене, а потом кидается за Рейчел.
Моя ручка летает над формуляром, записывая детали и обводя поля, в которых есть совпадения, по мере появления информации. Очень хорошо. Я ждал этого момента всю жизнь.
– Секунду я сижу неподвижно, слишком потрясенная, чтобы шевелиться, а потом понимаю, что сейчас мою подругу преследует какой-то… какой-то гребаный монстр! Я поднимаюсь, включаю фонарик на телефоне, а через окно, там, вдалеке, сквозь дождь и клонящиеся под ветром деревья, вижу неверный свет фонаря Рейчел.
Я зову ее. Выкрикиваю ее имя, но она либо не слышит, либо даже не думает отвечать. Я верчу головой во всех направлениях, высматривая монстра, но ничего не вижу. Высовываюсь из окна по пояс, осматриваю хижину, светя телефоном, но там никого. Зверь исчез.
– Удивлен, что ты не воспользовалась возможностью свалить оттуда, – вклиниваюсь я. – Зверя явно больше интересовала Рейчел.
Аманда пристально смотрит на меня. В ее глазах упрямый вызов, и я напоминаю себе, что у большинства людей есть извращенная одержимость самопожертвованием. Может, это влияние голливудских фильмов, может, дело в том, что эти ублюдки недостаточно настрадались в своей жизни, но они просто не могут насытиться. Еще до того, как она открывает рот, я вижу эту жажду и в ней.
– Я не могла ее оставить. Я притащила ее с собой в этот чертов поход. Я предложила пойти по гребаной заросшей старой тропе. Я отказалась посылать сигнал бедствия, пока не стало слишком поздно. Во всем виновата только я. Если бы я тогда бросила ее, я бы никогда себе этого не простила. – Ее голос срывается. – Я все еще не могу.
Пора двигаться дальше.
– Итак, ты пошла за ней.
– Да… Я вылезаю в окно и иду на свет ее фонаря. В одной руке сжимая баллончик, в другой – телефон. Он не особо ярко светит, но достаточно, чтобы не споткнуться о корни. Я все зову ее по имени… Говорю, что иду к ней.
– Ей было не уйти далеко с поврежденной лодыжкой, – говорю я. – С другой стороны, адреналин творит удивительные вещи.
Аманда качает головой.
– Она двигалась не очень быстро, по сравнению со мной, по крайней мере. Я уже догоняю ее. Уже могу разглядеть ее силуэт и свет фонаря, прыгающий вверх-вниз, в такт ее шагам. И вдруг она падает. Я больше не вижу ее, но слышу отчаянный крик.
Я бегу к ней изо всех сил. Легкие горят огнем, ноги разъезжаются по грязи, но мне все равно. Я даже не думаю. Действую на одних инстинктах. И они говорят мне, что, если я не доберусь до Рейчел первой, монстр убьет ее.
Она замолкает. Все тело Аманды дрожит, она больше собой не владеет. Отчаянные рыдания вырываются из нее, лицо уродливо искривляется, она утыкается в ладони. Проходит немного времени, и Аманда, к ее чести, берет себя в руки и готова продолжать. Она не сдается.
– Рейчел больше не кричит. Я совсем ничего не вижу. Фонарь валяется в грязи далеко впереди, я почти ничего не могу разглядеть. Но этот звук преследует меня. Мне кажется, я не забуду его до самой смерти.
– Какой звук?
– Влажный треск. Будто кожа рвется на куски и кровь брызжет на землю. Затем глухой хруст… И чавканье. Я бросаюсь вперед на чистом адреналине. Поднимаю телефон от земли и свечу вперед, и вижу… вижу… – Она всхлипывает. – Вижу человека с рогами вместо глаз. Он стоит над трупом Рейчел. Одна ее рука наполовину оторвана и висит на полоске кожи. Кровь повсюду, она хлещет из огромных ран. Я в таком шоке, что не могу шевельнуться. Ошеломлена видом моей мертвой подруги, которую поедает эта тварь.
Ее голос дрожит, слезы снова льются неуемным потоком. Она смачно сморкается в салфетку и кидает ее прямо на пол склада.
– А затем монстр запрокидывает голову, отрывает то, что осталось от руки Рейчел, и начинает жевать. Это… даже за ту ночь я не видела ничего кошмарнее. Я вообще не думаю, что человеческие существа приспособлены к тому, чтобы видеть подобное, понимаете? Как будто в мою программу не заложено, как на такое реагировать. И вот он заканчивает жевать, проглатывает руку и снова открывает рот…
Его нижняя челюсть опускается до самой земли. Теперь зияющая пасть так велика, что в нее свободно может пройти человек в полный рост. Он сидит на корточках перед трупом пару секунд, а потом какофония криков снова взрывает воздух… Будто сотня страдающих голосов, сплетенных вместе, вопят о своей боли.
И шквал человеческих рук тянется из его рта, цепляется за обмякшее тело Рейчел. Они хватаются за все подряд: за то, что осталось от ее руки, волосы, куртку, за все, до чего могут дотянуться. И тащат ее в пасть монстра.
Вот оно. Все точно так, как я помню.
Аманда снова громко сморкается.
– И тогда… тогда я слышу, как Рейчел тихонько скулит, и у меня кровь стынет в жилах. Понимание обрушивается бетонной плитой. Пока я стояла там и пялилась на монстра, она была жива. Я наблюдала, как ее съедают заживо.
Я вообще больше ни о чем не думаю. Поднимаю баллончик и выпускаю перец в сторону монстра, крича ему,. чтобы он убирался к чертовой матери от нее. Он отскакивает, завывая сотней голосов, и шаркает обратно в кусты. Я использую передышку, подскакиваю к Рейчел и вкладываю фонарь ей в руку. Говорю, что ради нас обеих она должна держать его. Она слабо кивает. На ее бледном лице ни кровинки, я знаю, что ей недолго осталось.
Я запрокидываю ее руку себе на плечо, придерживаю за талию рукой, в другой сжимая перцовый баллончик. И постепенно ухожу подальше от монстра. Она стонет. Все повторяет мое имя. “Мэнди”. Снова, снова и снова. А я прошу ее замолчать. Ей нужно беречь силы, а мне слушать. Она замолкает.
Мы не успеваем далеко уйти, а шаги снова гремят по лесной подстилке. Он бежит на нас. Я разворачиваюсь, фонарь Рейчел освещает монстра всего на мгновение, и я выпускаю в него еще один заряд перца. Он хихикает от боли, тянется длинными пальцами к своим глазам.
Я не жду, когда он очухается. Просто иду дальше. Я не знаю, где мы. Знаю только, что нужно убираться подальше, потому что он не остановится, пока не закончит то, что начал. И вот я снова слышу глухой топот, снова разворачиваюсь и снова выпускаю медвежий перец ему в морду. Он вопит от боли, шарахается в сторону, но через секунду бросается в атаку.
Аманда соскальзывает со стула, падает на колени и рыдает. Запускает руки в волосы и дергает их так сильно, что, кажется, сейчас оторвет кусок скальпа.
– Я понимаю, – продолжает она, задыхаясь от слез. – Рейчел слишком тяжелая. Я не могу больше нести ее. Мне не скрыться иначе от этой твари, ведь баллончик почти пуст, а каждый следующий фонтан перца наносит ему все меньше и меньше вреда. – Она качает головой, глаза налиты кровью, щеки все мокрые. – Я должна оставить Рейчел. Другого выхода нет. Если я не сделаю это, мы обе погибнем. Вы же понимаете, правда?
И впервые за весь разговор, наполненный ее удручающими воспоминаниями о Событии, я действительно понимаю.
– Да, – говорю я. – Жизнь – сложная штука. Героев не существует, есть только ублюдки, прикидывающиеся ими. Ты сделала трудный выбор. Но необходимый.
Аманда вглядывается в мое лицо долго-долго, будто ищет следы фальши. И, наконец, медленно кивает.
– Да, – говорит она, размазывая сопли рукавом. Ее голос выравнивается, слезы утихают.
– Я сделала то, что должна была. Я опускаю ее на землю, не переставая говорить, как мне жаль. Слышу, что эта тварь снова приближается, и ухожу. Бегу в лес со всех ног. И сзади нарастают крики. – Она заикается, нервно сглатывает. – И знакомый треск плоти… а затем глухой стон ломающейся кости. Я бежала и слушала, как зверь жует Рейчел. Я старалась не слушать. Пыталась переключиться, сосредоточиться на беге, шуме дождя, грома, ветра… Но не могла. Все, что я слышала, – как мою подругу сжирали заживо.
Между нами повисает тишина. Я прочищаю горло:
– Это все? Ты сбежала и наткнулась по пути на спасателей?
– Нет, – говорит она, закрывая глаза. На лице застыло смиренное сожаление. – Я слышу кое-что еще. Вертолет. А через мгновение замечаю прожектор, сияющий над лесом. Я знаю, что, возможно, это мой единственный шанс, поэтому машу фонариком телефона как безумная.
И это срабатывает. Вертолет разворачивается и спускает лестницу со спасателем. Он обвязывает меня веревкой, спрашивает, одна ли я здесь. Я в истерике тараторю тысячу слов в минуту. Говорю, что на моего друга напал монстр, указываю на фонарь Рейчел вдалеке. Говорю, что оно убило ее. – Аманда вытирает глаза и рвано выдыхает. – Он сообщает в рацию, чтобы меня поднимали, а он пойдет искать Рейчел. А я кричу ему не делать этого. Потому что знаю, что если он пойдет, то не вернется. Оно убьет его, как убило ее. Но он либо не слышит меня за дождем и ветром, либо пропускает предупреждение мимо ушей.
Меня затаскивают в вертолет, а через несколько минут рация оживает. Мужской голос. Полный горя. И отчаяния. Говорит, что нашел женщину. Говорит, что нужны носилки, потому что она еще жива.
– Ты разговаривала с Рейчел с тех пор? – тихо спрашиваю я.
– Нет. – Аманда обреченно качает головой. – Она… она в коме. У нее нет обеих рук. Раны инфицированы, и развивается серьезная пневмония. Врачи не уверены, что она выживет. – Она прижимает руку ко рту, подавляя рыдание. Глаза женщины широко раскрыты, все тело сотрясается. – Я… Я оставила ее там на смерть. Если бы я просто продержалась еще хоть пару минут, то вертолет спасателей нашел бы нас. Он спугнул бы чертову тварь, и Рейчел…
– Все равно висела бы между жизнь и смертью, – заканчиваю я. – Ты не можешь винить себя. Ты же не знала, что вертолет на подходе. Все, что было тебе известно, что нечто хотело убить тебя, и это был единственный способ спастись.
Ее плечи сотрясаются.
– Я могла бы остаться с ней… – Она снова срывается, и на этот раз я ее не тороплю. Едва ли за все годы работы я видел кого-то настолько убитого горем. И это почти так же странно для меня, как аномалии, на которые я охочусь всю жизнь. Ненавидеть себя за что-то настолько банальное, как желание жить…
Это бесчеловечно.
– Простите, – говорит она в конце концов. – Это все… так… Я могу идти?
Я откидываюсь на спинку стула и хмурюсь. Дело не в том, что я не сочувствую ей, но такие вот беспорядочные реакции только мешают решать проблемы по-настоящему. В ее случае – отомстить за Рейчел.
Она встает, шмыгает носом, а затем сама отвечает на свой вопрос.
– … Я пойду.
– Постой, – говорю я. Она останавливается как вкопанная.
– Да?
– Ты можешь отвести меня туда?
Она смотрит на меня красными, опухшими глазами. Ее лицо – бледная маска из замешательства и неверия.
– Что, простите?
– В хижину. – Я наклоняюсь вперед в своем кресле.
Ты можешь отвести меня к Бессердечному Человеку?
~
Оригинал (с) Born-Beach
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
