С 2010 года я работаю в службе охраны дикой природы в заповеднике Окфеноки. Скажу честно: для меня эта работа просто идеальна. Я всегда любил природу и легко мирился с тем, что приходится целыми днями торчать на жаре. Но с тем, что происходит сейчас, смириться не могу.
Раньше я практически всегда работал только в дневную смену. Проверял, не охотятся ли браконьеры на болотах, и приглядывал за потенциальными источниками лесных пожаров. Все было спокойно, понимаете? Особенно если захватить с собой побольше спрея от насекомых. Но недавно мой сменщик ушел в отпуск по уходу за ребенком, и, что ж, мне пришлось взять и ночные смены тоже.
Прежде, чем уйти, он предупредил меня, на что стоит обратить внимание ночью. Во-первых, иногда деревенские идиоты приходят в заповедник покуражиться. Во-вторых, иногда подросткам негде потрахаться, и они тоже находят убежище здесь. В-третьих, на болотах можно увидеть блуждающие огни.
С первыми двумя пунктами мне все было ясно, я такое видел и в дневных сменах. А вот блуждающие огни…
Естественно, я знал, что раньше с ними связывали целые легенды. Якобы неупокоенные души людей, погибших на болотах, пытаются заманить других странников на верную смерть. Но в 21 веке я знал и то, что существует научное объяснение: фосфористый водород, который образуется от разложения растений и животных, склонен к самовозгоранию. Так что, если не испугаться до смерти при виде блуждающих огней, это не опасное, а наоборот интересное и редкое природное явление.
В общем, блуждающие огни меня не пугали. Меня вообще мало что пугало до одной из ночных смен.
В ту ночь я выехал на лодке проверить часть болот, где не было прогулочных дорожек, и почти сразу заметил в воде что-то огромное. Подъехав поближе, направил на эту штуковину прожектор, и…
Увидел аллигатора. Точнее, то, что от него осталось. Он был огромным, не меньше четырех метров в длину, и напоминал не аллигатора, а скорее грузовик, какую-то жуткую декорацию из «Парка Юрского периода». И черт с ним, с этим, но все его тело было разодрано, а голова едва держалась на остатках костей.
– Эй, кэп, – позвал я по рации.
– Что случилось, Смит? – почти мгновенно отозвалась капитан. Мы всегда старались сделать так, чтобы на смене дежурило как минимум двое людей, и, хотя капитан не патрулировала болота вместе со мной, а просто сидела в главном офисе у входа в заповедник, ее голос меня немного успокоил.
– В секторе четырнадцать мертвый аллигатор, – сообщил я, подбирая с воды ветку, чтобы попытаться перевернуть тело. Вдруг по ту сторону будут какие-то другие следы, способные объяснить, что, черт возьми, случилось.
– Ну, это не редкость. Природа о нем позаботится, – скучающим тоном ответила капитан. Да, и правда, мертвые животные не были редкостью на болотах. А вот мертвые разодранные аллигаторы – были.
– Да, но нет, кэп, – вздохнул я. – Это огромная зверюга, а ее… разорвали на части.
– Разорвали? – Теперь и ее голос звучал удивленно. Не то чтобы я не понимал ее. – Кто? Как?
– Не знаю, – ответил я, потому что все еще не мог определить даже, был ли аллигатор разорван зубами или когтями. Голова была практически оторвана, а из-под лохмотьев кожи выглядывали пожелтевшие кости, но я не знал, что за существо могло оставить такие следы на аллигаторе. – Просто это чертовски… стремно.
– Может, кто-то из медведей с ним сцепился? Старичок Мафусаил в последнее время слегка нервный.
Мафусаил – самый старый медведь заповедника – у нас был кем-то вроде знаменитости. Его пометили еще в конце восьмидесятых, и мы с тех пор приглядывали за ним. По большей части он наслаждался уединением, но, если выходил к воде, никогда не вступал в драки с аллигаторами. Никогда.
– Едва ли, – помедлив, ответил я в рацию. – Ладно, возвращаюсь в офис.
– Нет, иди в ближайшую хижину. Если по лесу бродит какой-то неизвестный нам хищник, тебе нельзя идти через весь лес ночью. Доберись до хижины, запри все двери и жди утра. Мы тебя заберем.
Господи, только не в хижину. Сейчас они в основном использовались как аванпосты для сотрудников, но построили их местные охотники еще в начале двадцатого века, поэтому они были безумно маленькими, старыми и запущенными. Единственный плюс – строили их на высоких сваях, чтобы защитить от наводнений… и медведей.
Смирившись, я направил лодку к ближайшей. За двадцать минут дороги я никак не мог выкинуть из головы то, что увидел. Что, черт возьми, случилось? В заповедники все аллигаторы всегда вели себя послушно – для аллигаторов, по крайней мере. В воде у них было достаточно еды, поэтому никто из них не полез бы в драку с медведем, а кэп ведь была права – только медведь из всех здешних жителей мог оставить такие следы. Но, даже если бы драка случилась, медведь, скорее всего, просто убежал бы.
Я подплыл к хижине, заглушил мотор и привязал лодку к ближайшей свае. Когда рокот смолк, я вдруг понял, насколько тихо было этой ночью в лесу. Обычно шумели цикады, лягушки, сверчки и всякая другая живность, но не сегодня.
Закончив привязывать лодку, я ухватился за лестницу и поднялся в хижину. Внутри пахло плесенью и грязью, но, по крайней мере, было безопасно. Оглядевшись, я нашел в углу генератор. К счастью, раз в месяц кто-то из сотрудников обязательно проверял, достаточно ли в хижине топлива и не перегрызены ли провода, так что у меня будет свет и даже вентиляция. Именно об этом я думал с надеждой, когда обнаружил, что канистра для топлива практически пустая.
Вот дерьмо. Да, у меня был запас батареек в лодке, а в хижине были фонари, но это совсем не то же самое, что настоящий свет в хижине. Вздохнув, я уже хотел спуститься к лодке, как вдруг мое внимание привлекло сияние в окне. Шагнув к стеклу, я выглянул наружу. Огни сияли примерно в пятнадцати метрах от хижины.
– Кэп, – неуверенно позвал я в рацию. – Вы кого-то уже ко мне прислали?
– Нет, – незамедлительно ответила она. – На смене только ты и я. До восхода солнца никто больше не придет.
Рядом с первым источником сияния зажглись еще. Свет рассеивался, но все равно посреди темноты леса казался нестерпимо ярким.
– Я вижу свет, кэп. И он, кажется, приближается, – сказал я намеренно небрежно, стараясь скрыть дрожь в голосе. Огни действительно казались ближе и ближе.
– Просто потерпи до рассвета. Попробуй вздре… – услышал я прежде, чем связь оборвалась. Рация взорвалась шумом помех.
– Черт! Кэп? Кэп? Вы меня слышите?
Никто мне не ответил. Я все еще слышал только помехи. Часы показывали 11:19 ночи, а значит, как минимум еще восемь часов мне предстояло провести в одиночестве. И я попробовал бы смириться и с ним, и с огнями, если бы не то, что произошло через несколько минут после обрыва связи.
Я услышал крики. Жалобные крики, похожие на требовательный плач ребенка, который ушибся и не знает, что делать теперь. Мучительные, оглушительные, они исходили со стороны огней.
«Хер с ним», – сказал я себе. Я на такое дерьмо не подписывался. Схватив фонарь и сигнальный пистолет, я рванул к лодке, практически спрыгнул из хижины в нее, готовый рвануть шнур мотора, и…
Мотор был на месте, а вот шнур – нет. Он будто исчез, растворился в воздухе, и я тупо уставился на то место, где он когда-то был, пытаясь осознать, что я застрял здесь до утра.
Крики стали громче. Огни приближались. Теперь они были всего в нескольких метрах от меня.
Я бросился обратно в хижину. Меня преследовало скрежетание, словно что-то добралось до лодки и царапало ее, а, когда я взобрался по лестнице и захлопнул дверь, хижина начала ощутимо раскачиваться.
***
Сейчас я сижу в углу, как можно дальше от окна. Я зажег все фонари, какие только были в хижине. У меня есть сотовый, но сигнал появляется и исчезает. Крики уже затихли, но я все еще вижу огни.
Если вы это читаете, пожалуйста, помогите мне.
~
Оригинал (с) googlyeyes93⠀
Перевела Кристина Венидиктова специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
