Я с трудом могу понять, что происходит, но знаю, что, что бы ни преследовало нашу семью, оно не остановится, пока не получит, что хочет. Или пока не сведет меня с ума.
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
~
На следующий день со мной связался священник. Это был не тот человек, с которым я разговаривал, но он согласился прийти и благословить дом. Я рассказал ему свою историю. Сказал, что боюсь, что в этом доме обитает что-то темное и ужасное. Что моя семья в опасности. Однако и этот святой отец только отмахнулся от моих слов. Он заявил, что благословит дом и любое зло будет изгнано из его стен.
Мы встретились через пару дней на лужайке перед домом. Он облачился в традиционную сутану с белым стоячим воротничком. Четки с массивным крестом висели у него на шее, через плечо висела небольшая сумка.
Задав мне несколько вопросов и дав наставления о том, как вести себя во время ритуала, он вошел в дом. И я последовал за ним.
Он достал из сумки стеклянный флакон с нарисованным на нем золотым крестом. Взмахнув рукой с флаконом, он разбрызгал святую воду по полу, стенам и потолку. А затем вцепился в крест на груди и начал бормотать молитвы, благословляя дом.
Я бродил за ним по пятам из комнаты в комнату, наблюдая за ритуалом и слушая бесконечные молитвы об изгнании зла и просьбы ниспустить свет Божий на это жилище.
С каждым разом мой пульс учащался. Я все больше и больше нервничал, когда мы оставляли позади очередную благословенную комнату. Что-то назревало. И оно должно было произойти, когда мы дойдем до конца. И только когда до меня дошло, какая комната будет последней, я понял, почему так волновался. Мы направлялись в детскую.
Я вспомнил сотни фотографий, развешанных по стенам и чуть не оставил завтрак тут же на полу. Рассказывая священнику историю дома, я не упомянул о происшествии в этой комнате, хотя и не мог понять, почему. Ведь было бы вполне разумно рассказать ему о фотографиях на стенах, о свежем фото моего сына, спящего между мной и женой в нашей постели… Возможно, он отнесся бы ко мне серьезнее или прочитал дополнительную молитву, или что-нибудь еще… Но я не сказал ни слова. Можно было бы подумать, что это просто вылетело у меня из головы, но это было бы неправдой. Подобные вещи не могут “вылететь из головы”. Нет, тут было что-то другое. Что-то помешало мне даже подумать о том, чтобы рассказать священнику об этом. А если бы я даже и вспомнил об этом, стоя с ним во дворе, не думаю, что смог бы заговорить. А если бы и смог… не думаю, что он бы меня услышал.
И будто в подтверждение моих мыслей, когда мы подошли к последней двери, я попытался рассказать ему о комнате и детских фотографиях, но язык буквально застрял у меня в горле.
Он открыл дверь, и я снова попытался предупредить его о том, что он сейчас увидит, но рот был словно забит ватой.
Мы вошли в детскую…
…и он просто начал благословлять ее как ни в чем ни бывало.
Он махнул флаконом со святой водой, и капли упали на фотографии, покрывающие стены как обои. Но он не видел их, а если и видел, то никак на это не реагировал.
Закончив молитву, священник просто повернулся и вышел, не сказав ни слова.
Я последовал за ним по лестнице ко входной двери.
– Этого будет достаточно. Если в доме и были злые духи, больше им здесь нет места. Теперь это дом Божий.
Я не мог поверить своим глазам. Он был таким… спокойным, почти скучающим.
– Разве вы не видели фотографии в детской? – выпалил я. – Это не я их там развесил.
– Какие фотографии?
– Фотографии, – повторил я пораженно. – Они там повсюду!
Он покачал головой.
– Я не видел никаких фотографий, – сказал он решительно. – Вы уверены в том, что говорите?
– Да. – Я схватил священника за запястье и потянул обратно в дом.
Он вырвался, но все же пошел вслед за мной в детскую.
Я открыл дверь и…
…стены были пусты.
– О чем вы говорите? Нет здесь ничего.
Я онемел. Всего минуту назад я видел, как святая вода оседает каплями на глянцевых карточках.
Священник развернулся и пошел к выходу.
– Позвоните мне, если вам что-то понадобится. Но, буду откровенен, я бы посоветовал вам обратиться к врачу.
Я проводил его до двери и торжественно поблагодарил за помощь. Он еще раз повторил совет сходить к врачу. Сказал, что у него была тетя, которая ни с того ни с сего начала слышать музыку из ниоткуда, а оказалось, что у нее развилась очень серьезная опухоль мозга, так что она чуть не умерла.
Я пообещал, что проверюсь, и закрыл за ним дверь.
Как только машина священника скрылась из виду, я услышал гулкий стук сверху.
Уже зная, что найду, я поднялся в детскую. Фотографии вернулись на стены, покрывая их от пола до потолка. Вот только теперь поверх них был приколот листок бумаги. Детский рисунок цветными карандашами, изображавший когда-то маму папу и ребенка, вот только теперь они были густо закрашены черным, почти превратившись в три абстрактных пятна.
***
После визита священника я был полностью вымотан, будто всю энергию разом высосали из моего тела.
Когда мы наконец легли в постель, я поцеловал жену и сына и заснул, стоило только голове коснуться подушки.
А потом я внезапно проснулся. Казалось, что я задремал всего на секунду, но это, конечно, было не так, ведь часы показывали 2:40 ночи. Я не чувствовал себя бодрым. Не чувствовал отдохнувшим. Просто мои глаза вдруг распахнулись, и я остался лежать, уставившись в потолок.
Еще до того, как мозг успел осознать, я инстинктивно понял, что что-то не так. А повернув голову, увидел только пустые холодные подушки на том месте, где должны были лежать мои жена и сын. В комнате были только я и тишина.
Я знал, куда они подевались, но до последнего не хотел себе в этом признаваться. Я обыскал каждую комнату в доме и даже двор и не нашел никаких признаков жены и сына. Наша машина стояла в гараже, и было невозможно представить, как они вернулись в тот дом, но в глубине души я ЗНАЛ, что они там.
Обычно дорога от родительского до моего дома занимает 45 минут. Но я домчался за 20.
Подъехав к дому, я сразу заметил яркое пятно: в детской был включен свет, четко очерчивающий силуэт моей жены с ребенком на руках.
Я подбежал к входной двери, но она была заперта. Выхватив связку ключей из кармана, я раз за разом просматривал ее, пока не понял, что одного ключа не хватает. Ключа от этого дома.
Выругавшись, я пнул дверь, но она, конечно и не сдвинулась с места. Зато мою лодыжку пронзила острая боль. Нужно было найти другой путь.
Легче всего было попасть внутрь через подвальное окно – низко расположенное и не заросшее розовыми кустами. Я направился на задний двор и разбил стекло камнем. Громкий звон заставил меня вдруг сжаться, будто побоявшись, что соседи услышат и вызовут полицию. Но я отмахнулся от этой мысли: если полиция и приедет, может быть, они смогут помочь мне с тем, что, черт возьми, происходит.
И, вооружившись надеждой, я пролез в окно и вывалился на бетонный пол подвала, по пути оцарапавшись о зазубрины стекла. Я ударился головой и с минуту видел лишь цветные пятна перед глазами… а потом увидел это. Темную бесформенную кучу, засунутую под бильярдный стол, который я так и не успел опробовать.
Включив фонарик на телефоне, я осторожно приблизился к ней и посветил прямо на нее…
Мертвые, остекленевшие глаза моей жены уставились прямо на меня из-под бильярдного стола. Едкая вонь облаком витала вокруг нее, оседая на языке. Меня тут же вырвало, и постепенно, волнами, пришло осознание:
Моя жена была мертва и, судя по ее виду и запаху, уже не первый день.
И тут я услышал плач моего сына, раздающийся откуда-то сверху.
У меня еще будет время оплакать ее, а сейчас нужно помочь нашему ребенку.
Я взбежал по лестнице и попробовал открыть дверь. Заперто. Дверь без замка была заперта. С вновь обретенной силой – последним подарком мне от жены – я навалился на нее всем весом и вырвал дверную коробку из косяка, чуть не провалившись в проем за ней следом.
Мой сын все еще плакал наверху, но теперь я слышал еще кое-что: голос жены, напевающий ему. Эту песенку она пела ему почти каждый вечер.
Я пошел на ее голос. Вверх по лестнице. До конца коридора. К двери детской. Из-под нее пробивалась тонкая полоска света, которую пересекали тени от ног моей жены, укачивавшей младенца на руках, расхаживая туда-сюда.
Я открыл дверь. На стенах не было фотографий. Моя жена обернулась, чтобы посмотреть на меня.
По ее щекам текли слезы, глаза были красными, широко раскрытыми от ужаса. Я подошел ближе, но она отпрянула… И тогда я осознал, что держу что-то тяжелое в руке. Я посмотрел вниз. Откуда у меня этот молоток?
Я разжал пальцы, и он гулко стукнулся об пол.
Я сделал еще шаг. Протянул к ней руку. Она попятилась, крепко прижимая к груди плачущего ребенка.
Что-то мелькнуло в ее глазах… я не могу объяснить этого, но оно было темным, холодным и нечеловеческим. И оно заставило мое сердце покрыться льдом.
Нужно было забрать у нее сына. Моя жена лежала мертвая внизу, и кто бы – что бы – ни стояло сейчас передо мной, это была не она.
Я рванулся к ней и услышал звон бьющегося стекла. Руку прошила резкая боль, кровь потекла по запястью. Молоток снова оказался у меня, и я только что пробил рукой, держащей его, окно в детской. Я снова отбросил молоток – на этот раз в окно – и повернулся к противоположному углу детской, где в углу, не поднимая головы и держа в руках ребенка, стояло существо, принявшее облик моей жены.
Я снова бросился к ней, но, прежде чем успел хоть что-то сделать, она увидела шанс и воспользовалась им.
Прижимая к себе моего сына, она подскочила к окну и выбросилась наружу. Осколки стекла, еще державшиеся в раме, выпали на пол с печальным звоном, я попытался поймать ее, но пальцы схватили лишь пустоту.
А потом услышал тошнотворный влажный треск… и меня снова вырвало.
Я не хотел смотреть на ужасающую картину внизу, но не мог остановиться. Сказал себе, что, возможно, ребенок выжил. Выглянул через разбитое окно…
Лужайка была пуста. Снаружи не было ничего кроме ночи.
Я отвернулся и сполз по стене, но мои ладони опустились на пол, а не на острое стекло. Я осмотрелся. Пол был чист, никаких осколков.
Вскочив на ноги, я повернулся к окну. Абсолютно целому.
В комнате не было ни единого признака развернувшейся только что трагедии. Лишь один я и бесчисленные фотографии младенцев на стенах.
Спотыкаясь, в шоке, я вышел из детской прочь и снова услышал плач. На этот раз из подвала.
Терзаемый ужасом и отчаянием, я пошел на звук. По коридору. По лестнице. Через подвальную дверь к бильярдному столу. Прямо к безжизненному телу моей жены. Только теперь рядом с ней было еще кое-что… На полу лежал окровавленный молоток, а на ее груди – та самая полароидная фотография моего сына. Стоило мне это увидеть, как плач оборвался.
И больше я никогда его не слышал.
***
Вскоре приехала полиция. Как я и думал, соседи услышали шум и вызвали помощь. И, хотя я сейчас и прохожу подозреваемым в деле об убийстве моей жены и исчезновении сына, обвинений мне не предъявляли.
Если кто-нибудь видел моего сына, пожалуйста, дайте мне знать. Ему всего несколько месяцев от роду, у него каштановые волосы и серые глаза.
Я просто хочу знать, что он все еще жив.
~
А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
