MNPenguin Клуб полуночников

Отец заперся в бункере в начале пандемии. Три месяца назад мы потеряли с ним контакт

О

Папа заперся в бункере в начале 2020 года. Он решил, что миру наступает конец, а когда мы ему не поверили, посоветовал нам открыть глаза. Это был дождливый день. Я помню, как смотрел на дорожки воды, бегущие по стеклу, пока моя сестра уговаривала папу остаться. Я знал, что это бесполезно. Он был настолько упрям, что переубедить его мог разве что Дональд Трамп. ВОЗ только что объявила, что мир стоит на пороге пандемии COVID-19. Отец хотел, чтобы мы пошли с ним, и, получив отказ, заявил, что нам промыли мозги.

Он приобрел землю еще до моего рождения. Только ради прилагающегося к участку ветхого военного сооружения. Я думаю, оно было брошено примерно в 60-х. Моя сестра наблюдала все это с самого начала, даже до того, как папино помешательство оттолкнуло маму. Мне трудно представить, каким он был раньше. Мама говорила, он был джентльменом. Они поженились молодыми, а люди с годами могут сильно меняться. Изменился и папа. Все, что я помню о нем из детства, – это как мы проводили выходные в бункере. Постоянно что-то улучшали в нем и наполняли необходимыми для выживания вещами. 

Мы не смогли его остановить. Он не был лучшим отцом, даже просто хорошим его вряд ли можно было назвать, но все равно тяжело было смотреть, как он уходит. Он был воодушевлен, несмотря на свою уверенность в том, что цивилизация близка к концу. Я думаю, такое случается, когда всю свою взрослую жизнь тратишь на подготовку.  Нам пришлось настроить старые рации, чтобы поддерживать с ним связь. Он не доверял мобильникам. Мы слышали его не часто, раз в месяц, иногда реже. В последний раз, когда он с нами связывался, то сказал, что нашел потайную дверь и собирается посмотреть, куда она ведет. Это было три месяца назад. 

– Как думаешь, он в порядке? – спросила сестра, – Он был не в лучшей форме, я говорила ему.

Мы сели в машину и отправились проведать его, несмотря на жару.

– Может, у него сломалась рация, – сказал я, – давай не будем сразу думать о плохом.

Но я тоже переживал. Потайная дверь и тон, которым отец говорил о ней, – это все казалось странным. Но, может, просто жара и бескрайняя пустыня вокруг нас сыграли злую шутку с моим воображением. Я не мог точно сказать.

***

Было уже темно, когда мы наконец добрались. Грузовик отца стоял там, где он его оставил, под брезентом, развевающимся на холодном ветру. Мы включили фонарики и пошли ко входу в бункер. Подразумевалось, что стальная дверь должна выдержать ядерный взрыв. К счастью, у меня был запасной ключ. Прежде чем им воспользоваться, я постучал изо всех сил и позвал отца. Я боялся, что он примет нас за незваных гостей и начнет стрелять. Если он не в себе и если там темно, то такое вполне могло бы случиться. Я снова постучал и закричал настолько громко, насколько мог:

– Папа, ты там? Это я, Джош! И Эвелин тоже здесь!

– Я не думаю, что он тебя услышит, – сказала Эвелин.

Я кивнул.

– Папа! Я собираюсь открыть дверь!

Мне было семнадцать, когда я последний раз был здесь. Насколько мы знали, тогда с цивилизацией собирались покончить мусульмане. До этого были русские. Теперь Китай. Всегда что-то угрожало его свободе, но на самом деле он никогда не был свободен. Сестра положила руку мне на запястье в тот момент, когда я собирался отпереть дверь

– Знаешь, – сказала она, – может, нам стоит просто позвонить властям?

– Нет, – ответил я, – он полезет с ними в драку. 

Я открыл тяжелую дверь и уперся в стену тяжелого запаха тухлятины. Запаха смерти. Я узнал его: однажды отец пытался научиться охотиться (что у него все равно не вышло) и бросил гнить тушу северного оленя прямо на участке. К тому времени моя сестра уже перестала его навещать. Я не стал ей говорить, что значит этот запах. Она закрыла нос рубашкой, и мы пошли вниз по винтовой лестнице. Ветхий металл скрипел при каждом шаге, будто вот-вот развалится. 

Внизу я попытался включить свет. Щелчок выключателя эхом разнесся по длинному коридору, ведущему в жилую зону. Ничего не произошло.

Аккумуляторы, которые отец заряжал от старого велотренажера, сели. Это означало, что он, скорее всего, мертв. 

– Возможно, генератор сломан, – сказал я, – но… знаешь, тебе, наверное, лучше подождать снаружи… на всякий случай.

Я направил фонарик вперед. Его мощности не хватало, чтобы осветить конец коридора. Я был подсознательно к этому готов, когда ехал сюда. Я чувствовал грусть, такую опустошающую грусть, которую чувствуешь после смерти родителя, пусть он никогда не был хорошим отцом, но все же… Но сейчас, глядя в темный коридор, по которому я бегал в детстве… Я боялся. Страх напомнил мне мои детские ночные кошмары. Они всегда подкрадывались ко мне в темноте, росли гротескными тенями на потолке моей спальни.

– Я не оставлю тебя здесь одного, – сказала Эвелин. – Мы пойдем вместе.

Мы пошли в темноту. Ужасный запах усиливался каждые несколько шагов, как и мое сердцебиение. Я был рад, что сестра рядом. Бункер казался намного меньше и теснее, чем я его запомнил. Несоответствие между моими воспоминаниями и реальностью делало все каким-то неправильным, будто бункер оказался лишь макетом. Но было это не так. Я просто вырос.

В конце коридора нас встретил флаг Конфедерации, приколоченный к бетонной стене. В свете фонарика он выглядел бледным, как призрак. И, конечно, во многом так оно и было. Призрак далекого прошлого. Или труп, возвращенный к жизни. Мерзость. Больше всего на свете это напомнило мне папу.

– Какая же каша должна быть в голове, чтобы превозносить свободу так, как папа, но при этом вешать на стену символ наименьшей в мире свободы, – сказала Эвелин.

– Он так хотел защитить свою свободу, что построил себе тюрьму, – я убрал свет с флага, оставив на его месте тьму, – ты права, он совсем запутался.

Мы вошли в главную комнату, переполненную различным мусором. На липком полу повсюду были разбросаны банки из-под еды и пива. Нам пришлось внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступать на мусор.

– Это странно. – Эвелин направила фонарик на маленький обеденный стол. – Смотри.

Я проследил за лучом света и почувствовал, как зашевелились волосы на затылке. Стол был накрыт на троих. Я буквально не мог произнести ни слова, а когда открыл было рот, сестра прервала меня:

– Кто, черт возьми, был здесь с ним?

– Мы же не знаем… – начал я, – в смысле он мог просто оставлять грязную посуду на столе и…

Из одной из комнат донесся звук чего-то упавшего на землю. Я посветил в его направлении, но не смог ничего разглядеть. 

– Папа! – закричал я. – Это я, Джош! Ты там?

Ответа не последовало.

– Я боюсь, – прошептала Эвелин, – здесь что-то не так.

Я слабо расслышал, что она сказала. Мое внимание было сосредоточено на чем-то другом. Чем-то на другом конце комнаты. 

– Этого вроде не должно там быть, – я медленно двинулся вперед, – наверное, это то, о чем он говорил нам в последний раз.

Зачем-то отец сколол слой бетона, под которым оказалась ржавая металлическая приоткрытая дверь. Оттуда дул теплый затхлый ветер. Когда я осторожно заглянул за дверь, приоткрыв ее обратным концом фонарика, ко мне подошла сестра. Сердце забилось где-то в горле. Я слышал, как сестра в слезах умоляла нас уйти. Но я должен был узнать, что находится за этой дверью. Необходимо было понять, что здесь произошло. Мне нужно знать. Мне нужны ответы.

– Ради Бога… – Эвелин заглянула через мое плечо. – Что это такое?

За дверью находилась маленькая каморка. Ничего примечательного, кроме круглой дыры в середине пола. Я посветил внутрь, но не увидел дна. Только я успел подумать, что дыра достаточно большая для человека, как Эвелин спросила:

– Думаешь, он туда провалился?

Капли пота с моего лба падали в яму. Голова закружилась, и я сделал шаг назад, побоявшись последовать за ними. Сестра взяла банку с протухшей фасолью и бросила ее в дыру. Она с грохотом полетела вниз, ударяясь об стены. Звук затих постепенно, без каких-либо признаков того, что банка достигла дна. Я протянул руку и повел ладонью над ямой.

– Теплый, – сказал я, – воздух.

– Наверное, он упал туда. – уверенно сказала Эвелин, отступив назад. – Пожалуйста, давай уйдем отсюда?

Она взяла меня за руку:

– Мы можем вернуться сюда с полицией. Пожалуйста… Джош?

– Когда отец нашел это место, генераторы еще работали, – сказал я, – он бы увидел дыру.

– Джош? Пожалуйста.

– Дай мне секунду подумать. 

Я пошел по коридору, заглядывая во все комнаты в надежде найти тело. Почему-то было крайне важно найти его. Чтобы уйти отсюда, мне нужно было точно знать, что он мертв. 

– Я просто хочу… – Я прервался на полуслове, потому что случайно направил фонарик в середину коридора, осветив пару ног на полу. – Думаю, я нашел его!

Я подбежал к телу. 

– Подожди! – крикнула Эвелин и неохотно последовала за мной, чтобы не оставаться одной.

Это был не отец. Осознав это, я закричал. Мой мозг отказывался понимать то, что я увидел. Я поддался инстинкту и бросился бежать, но, развернувшись, врезался в сестру. Она удержала меня, потом перевела взгляд на тело и начала плакать, дрожащими руками сжимая мои плечи.

– Господи, но как… как это возможно? Это ты!

– Давай убираться отсюда, – сказал я, – быстрее!

Этому не было никакого логического объяснения, и чем больше мой разум пытался понять, гоняя мысли по кругу, тем сильнее во мне рос страх. Я только мельком увидел тело, прежде чем запаниковал, но сестра была права. Полусгнившее лицо выглядело как мое, но с пулевым отверстием посередине лба.

Мы, спотыкаясь, пробирались через гостиную, опрокидывая стулья и пиная банки, и, как только мы собирались выбраться из этого хаоса, знакомый голос эхом разнесся по коридору, из которого мы только что выбежали.

– Джош!

Это был отец. Мы оба остановились как вкопанные.

– Это ты? Джош!

– Папа? – крикнул я, обернувшись. – Что за хрень здесь творится?

– Не волнуйся! – Голос звучал так, словно он находился в другом конце бункера, возможно, в кладовой. – Я убил сукина сына, пустил ему пулю прямо промеж глаз!

– Иди сюда, – прокричал я, – мы уходим, здесь опасно!

Тишина.

– Что-то не так, – сказала Эвелин, – я не думаю…

– Папа! – позвал я. – Выходи!

– Я не могу двигаться! – ответил он, – Я застрял под полкой! Сынок, мне нужна твоя помощь!

Я повернулся к сестре:

– Ты возвращайся, а я вытащу старого ублюдка, и мы сразу вернемся к тебе, хорошо?

– Подумай, Джош! – умоляла Эвелин, – Ты думаешь, он правда застрял под полкой…

Я должен был прислушаться, но даже после увиденного просто не мог вообразить те вещи, о которых подумала моя сестра. Это было слишком неправдоподобно, слишком невероятно, чтобы хоть как-то вписаться в мою картину мира. Поэтому я побежал по коридору, крикнув сестре возвращаться наружу и ждать нас там.

– Я иду, папа!

Я замедлился, только чтобы перешагнуть через тело с моим лицом. Подумал, что, может быть, это просто совпадение. Грабитель, который просто похож на меня. К тому же, лицо начало гнить. Нет, это точно не я. Я почувствовал себя глупо и почти внушил себе, что ко мне всего лишь вернулся детский страх темноты. А затем, проходя мимо небольшого биотуалета, стоящего в маленькой комнате в конце коридора, я остановился. По телу пробежала парализующая дрожь. Папа сидел на унитазе. На его указательном пальце все еще болтался пистолет, а ошметки мозга разлетелись по стене позади него. На коленях лежал дневник, весь в крови. 

– Джош! – позвал отец из темноты. – Помоги мне!

Я замер на месте, слишком испуганный и растерянный, чтобы принять решение. 

– Иди сюда, Джош! – продолжал отец, – Мне нужна твоя помощь, сынок!

Я лихорадочно соображал. Когда я услышал голос отца, зовущего на помощь, глядя на его мертвое тело, во мне зародился животный ужас. Я медленно дотянулся до папиного дневника и схватил его в надежде на то, что он сможет как-то разъяснить ситуацию. И уже собирался открыть его, когда услышал крик сестры. Я побежал назад, перепрыгнув через тело двойника, и нашел ее смотрящей на что-то в углу главной комнаты. 

– Я же говорил… – Я хотел было ее отчитать, но передумал: – Ты в порядке, что случилось?

– Это… – Она плакала. – Это я!

В углу лежало ее мертвое обнаженное тело. Голова была повернута под неестественным углом. 

– Здесь творится какая-то чертовщина, – сказал я. – Папа выстрелил себе в голову, и давно, судя по его виду, но продолжает звать на помощь. Возвращаемся в машину, сейчас же!

Мы уехали так быстро, как смогли, оставив внизу все, что бы ни звало на помощь из темноты. Сестра захотела пожить у меня несколько дней. Я не был против, чтобы она была рядом. Мы пережили события, которыми ни с кем не могли поделиться, и нуждались друг в друге, чтобы справиться с этим.

Мне потребовался день, чтобы набраться смелости и открыть папин дневник. Он начинался с его обычных конспирологических теорий. Их я пролистал. В конце он делал только короткие записи.

Нашедшему дневник.

Глубокая яма, возможно, остатки какого-то старого неофициального проекта.

Эвелин и Джош разбудили меня. “Неожиданный визит”. Не слышал, как они зашли. Странно.

Обедал с ними, кажется, что-то не так.

Это не они! Они пытались заставить меня [неразборчиво]!!!

Боже,помоги мне, это не они!

Я выстрелил сыну между глаз!

Прячусь в туалете, возможно, это моя последняя запись.

Господи, помилуй меня.

Когда я прочитал последнюю запись на залитой кровью странице, у меня по спине пробежали мурашки.

У меня не будет другого шанса. Она все еще где-то там. Осталась только одна пуля. Я не позволю ей сделать со мной эту отвратительную вещь. Простите меня.

Моя сестра внизу готовит уже несколько часов. Она только что позвала меня из кухни:

– Джош, иди сюда! Я хочу тебе кое-что показать!

~

Оригинал (с) Odd_directions

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Комментировать

MNPenguin Клуб полуночников