Мы все больше сближались, я и дом. Время шло, Аарон пропадал на работе, а я лечила многочисленные его раны: чистила водостоки, обновляла облупившуюся краску, заменяла устаревшее оборудование. И, хотя все еще его боялась, я вдруг осознала, что понемногу начала любить дом, и каждая новая заплатка связывала нас. Теперь, когда мы твердо решили не продавать дом, кажется и он стал больше доверять мне...
– Я не могу здесь жить. Особенно после того, что это место сделало с Эми. Что я сделала с Эми. Мы лежали в постели с выключенным светом, уже готовясь засыпать. После переезда, это время стало для меня самым нелюбимым. Время, когда дом был так голоден. Из коридоров и комнат доносился скрежет наждачной бумаги, его шершавого языка по всему мертвому. В канализации не оставалось даже волоска, ни...
Дом съел цветы. Маленький букетик пионов, который мачеха Аарона собрала в своем саду. Тогда-то мы и заметили. Вечером я поставила их в вазу, а утром она была пуста. – Я не приносила вам цветы, – искренне удивилась мачеха. Дети тоже забыли. Только я и Аарон отчетливо помнили, как она ворвалась в парадную дверь с цветами в руках, торопясь поздравить нас с новосельем. Аппетиты дома вскоре стали...
Тот, кто убил девушку, должен был её по-настоящему ненавидеть. Это единственное объяснение, которое я смог придумать для столь ужасного убийства и того, что сделали с её телом. Прибитая гвоздями к столбу, выпотрошенная, а затем задушенная для пущего эффекта… последние минуты жизни женщины, должно быть, стали адом на Земле. – Ты же знаешь, что тебе тут не место. – Шериф Финн подошел и встал рядом...
Номер 1: Крест отмечает место
Я осмотрел листок бумаги, который нашел спрятанным под яблоней.
Было ясно, как божий день, что это набросок моего собственного заднего двора. Я вышел посмотреть, не нужно ли подкрасить деревья, когда мне на глаза попалась эта бумажка, слегка трепещущая на ветру.
Калхоуны приехали ночью.
Образцово-показательная семья втащила внутрь всю свою жизнь, наполнив дом, разделенный на две половины прямо посередине, приглушенным скрежетом и стонами.
Их было трое: мама – худощавая брюнетка, сильный и красивый отец и одиннадцатилетняя дочь, чуть младше меня.
Я вообще-то никогда толком и не видела Калхоунов. О них мне рассказали родители.
Сегодня мне исполняется сорок лет, и вместо того, чтобы размышлять о том, как справиться с тяготами грядущего кризиса среднего возраста, я вынужден решать, закончилось ли мое время на бренной Земле или нет. Можно было бы назвать это семейным проклятием: на моем генеалогическом древе, куда не посмотри, мужские жизни обрываются в сорок лет. Говорят даже, что каждый из них умер точно в день своего...
В меня стреляют. Часто. Но меня это не пугает. Когда я прихожу в дом и вижу, как кто-то выбегает из передней двери, сжимая в руках винтовку, я знаю, чего ожидать. Им есть что терять. Они испуганы и не знают, что делать. Так я им и говорю. Я даю им информацию о том, как бороться. Я направляю в юридические фирмы, предоставляющие бесплатные услуги. Государственные органы и благотворительные...
Лабиринт появляется в одно и то то же время и на одном и том же месте каждый год…
…хотя никто из ныне живущих не мог бы сказать, кто его создает.
Когда туман рассеивается утром 23 сентября, он всегда там – проем в человеческий рост в сплошной стене отдаленного кукурузного поля Джошуа Брока.
Я ненавижу Хэллоуин по многим причинам. Мне приходится открывать дверь каждые десять минут. Приходится притворяться, что я в восторге от возможности бесплатно раздать наглым детям конфеты. Приходится сидеть дома, потому что одна мысль о поездке по дорогам, заполненным бегающими туда-сюда свихнувшимися от сладкого детьми, вызывает панические атаки. Я плюхнулась в кресло у окна. Толпы детей в ярких...