История подтверждается и разыгрывается как по нотам. Все, что мне нужно, – заставить Аманду продолжать. И тогда я найду его.
Я перевожу дыхание и поднимаюсь, чтобы размять ноги. Спину сводит так, будто ее зажали между двумя валунами, а если я долго сижу, она вообще превращается в подушку для булавок. И все же я счастлив.
– Все хорошо? – спрашивает Аманда.
– Волшебно. – Я беру планшет и откашливаюсь. – Что происходит после того, как животные убегают?
Она открывает рот, чтобы заговорить, но останавливается. Опускает глаза на мой открытый портфель, пялится на папки и старую помятую бутылку, наполненную черной жидкостью.
– Зачем вы это носите? – Она морщит нос. – Этикетка такая… желтая. Будто ей лет двадцать Что там внутри за гадость?
Я хмурюсь и пинком закрываю портфель.
– Эксперимент. Тебе об этом нечего беспокоиться. А теперь, будь добра, продолжай. Я хочу услышать, что произошло после исхода.
Внезапно возникает момент взаимного презрения. Она чувствует, что я что-то недоговариваю, а я – что она сует нос туда, куда не следует. К счастью, длится это недолго, и вскоре Аманда продолжает.
– Рейчел окликает меня из гостиной, а потом хромает в спальню и прислоняется к дверному проему. Она потрясена. Спрашивает, видела ли я, как бежали животные. Я отвечаю утвердительно, и ее глаза расширяются от страха. Ее вот-вот накроет очередная паническая атака, поэтому я… Я говорю ей, что они бегут от шторма.
– И ты веришь в это?
– Не знаю. Возможно. Это единственное логическое объяснение, но вид этих животных… жуткое зрелище. Такое неправильное. – Она открывает бутылку и отпивает. – В любом случае я не хочу подпитывать паранойю Рейчел. Хотя бы один должен оставаться спокойным, верно?
– Конечно. – Я пожимаю плечами.– Говоришь, солнце садилось, когда животные начали убегать? Уже стемнело?
– Почти. Последние лучи солнечного света еще выглядывают из-за макушек сосен. Тучи и шторм почти полностью скрадывают свет. Облака затягивают небо. Я уже заканчиваю ставить палатку, Рейчел приносит светодиодный фонарь. И все становится… странным.
– В каком смысле?
– Тишина. – Она на мгновение замолкает, а затем продолжает бормотать. – Извиняюсь, наверное, это не то слово. Там не тихо. Ветер воет, дождь барабанит по крыше как сумасшедший, но вокруг ни одного признака жизни. Ни карканья ворон, ни стрекота белок. В хижине даже нет насекомых, хотя паутиной затянуто все вокруг.
Аманда качает головой.
– Но я отмахиваютсь от неприятного чувства. Продолжаю убеждать себя, что хотя бы один из нас должен сохранять спокойствие. Мы закрываем дверь спальни и устраиваемся в палатке. Аппетита нет ни у меня, ни у Рейчел, поэтому мы съедаем по протеиновому батончику и достаем свои книжки. Мы не разговариваем. Я даже не знаю, читает ли Рейчел на самом деле, я – точно нет. Мои мысли далеко. Я смотрю на слова, но думаю совсем о другом, слишком поглощена ощущением, что с этим местом что-то не так. Что все эти события неправильные. – Она вздыхает и проводит рукой по светлым волосам. – Я все списываю на темноту. В темноте все всегда кажется куда страшнее, понимаете?
Я киваю. Тьма оказывает сильное влияние на людей. Мы не можем видеть своих врагов, а вот они нас – да. Особенно если дело касается моей работы. Это безвыигрышная ситуация. Но, к сожалению, часто необходимая.
– Вы так и сидите молча? – Я снова сажусь на свое место.
– Сначала да. А через десять, может, двадцать минут Рейчел нарушает молчание. Она спрашивает, не воспользоваться ли нам маяком, ведь на улице разверзся ад. Хотя я знаю, что она не потому хочет им воспользоваться. Нет. Я в ответ напоминаю, что мы все еще можем переждать шторм здесь и позвать помощь утром. – Аманда морщится, будто пытается сдержать накатившие эмоции. – Я напоминаю ей, что мой отец погиб в неудачной поисково-спасательной операции только потому, что два подростка не смогли найти в своих черепушках хоть толику здравого смысла. Это бессовестная манипуляция.
Я изучающе смотрю на женщину. Возможно, она хитрее, чем я думал. Хотя и наивная. Все еще такая наивная.
– Рейчел сдается. Соглашается вызвать помощь утром. Я понимаю, что она напугана, я тоже, честно говоря, и я знаю, о чем мы обе думаем. Поэтому я вдруг выпаливаю, что монстров не существует. Говорю ей, что мы… Что мы гребаные взрослые люди, что мы с этим разберемся. – Аманда коротко хихикает, смешок полон сожаления и неверия. – Я обещаю, что утром посмеемся над этим.
А эта дамочка неплохо рассказывает истории. Мимоходом я лениво задаюсь вопросом, насколько популярен ее блог. В отличии от жвачки у меня во рту, потерявшей всякий вкус, ее слова сочные. Я роюсь в кармане и вытаскиваю еще одну пластинку. Не сигарета, конечно, но тоже пойдет.
– Знаменитые последние слова. – На моем лице блуждает мрачная улыбка. – И как реагирует Рейчел?
– Она… она не спорит. Я даже думаю, что Рейчел согласна. Она не хочет всю ночь трястись здесь от страха, поэтому готова принять все, что хоть немного утешит ее. – Аманда сглатывает, и ее лицо становится пустым. – Мне даже кажется, что будет хорошо. Что это просто еще одна ночевка в лесу… Ровно до тех пор, пока мы не слышим шаги снаружи.
Вот оно.
– Раздается скрип, будто старое дерево прогибается под большим весом. Ветер ревет как зверь, заглушает почти все, но мы так взвинчены, что такое невозможно пропустить. Снаружи что-то есть. И оно медленно, размеренно движется к нам. Что бы там ни было, оно не торопится. Мы застываем в ужасе. Рейчел тянется к лампе и выключает ее. И только сейчас я понимаю, насколько вокруг темно. Мрак непроглядный. Я едва вижу Рейчел, а она так близко, что мы соприкасаемся руками. И теперь там только я, она, шторм и эти шаги. Я шепчу ей, что это наверняка олень или пума, или еще какое-нибудь животное, ищущее убежище от бури.
Глаза Аманды стекленеют, руки машинально теребят ткань джинсов. Воспоминания поглотили ее.
– Я и сама не верю в это. Что-то внутри меня мечется в ужасе и кричит, что мы в опасности. Что мы не были в безопасности с того момента, как вошли в эту чертову хижину. И не будем, пока не уберемся далеко-далеко отсюда. И все же я выдыхаю. Повторяю глупую мантру, что хотя бы один из нас должен быть разумным. Рациональным… Итак, мы сидим в палатке и ждем. Я шепчу ей, что все двери закрыты. Что животные не проникнут внутрь. Что мы в безопасности. Мы в безопасности. Я все повторяю и повторяю эту фразу, будто, если скажу достаточное количество раз, сама в нее поверю. И делаю все возможное, чтобы успокоить ее и не допустить очередного приступа паники.
Женщина открывает бутылку с водой и делает пару быстрых глотков. Ее пальцы стискивают пластик, и он сминается под напором.
– И это работает. Вроде бы. Я ее не вижу, но и не слышу. Она не кричит. И это хорошо. – Она сглатывает. – И вот тогда я понимаю, что дела плохи. Очень-очень плохи.
– Почему?
– Мы слышим резкий скрип – похоже на ржавые петли – и узнаем его. Нечто открывает входную дверь хижины, впуская вой бури. А в следующую секунду за этим звуком следуют глухие удары, похожие на тяжелые шаги. Половицы стонут, отмечая путь… чего бы то ни было через кухню в гостиную.
Я напоминаю себе не забывать писать, но сконцентрироваться трудно. Этого момента я ждал. Момента, когда я наконец смогу определить, встречалась ли она со зверем, которого я ищу всю свою жизнь.
– Я прижимаю к груди перцовый баллончик, Рейчел испуганно хнычет рядом. Я шиплю на нее, чтоб она заткнулась к чертовой матери, потому что если то, что бродит снаружи, услышит, оно найдет нас. Она замолкает. Мы сидим, не шевелясь, прислушиваясь к звуку шагов. Снаружи гремит гром, буря воет, врывается в разбитые окна, но почему-то, несмотря на весь шум, шаги слышно отчетливо и резко. Я не смогла бы игнорировать их, даже если бы захотела.
Пальцы женщины находят подлокотники стула и сжимают их мертвой хваткой. Нервно царапают по выщербленному дереву.
– Я не могу просто сидеть. Нажимаю на предохранитель баллончика, готовая залить перцем кого угодно, если потребуется. Рейчел хватает меня за руку, и ее дрожь передается мне. Пахнет мочой. Я понимаю, что это от нее. Она себя больше не контролирует.
Шаги приближаются. Оно уже преодолело половину гостиной и явно идет к двери спальни… И, что бы это ни было, оно так близко, что мы уже можем слышать этот звук… хихиканье. Как быстрые короткие вдохи… Ньех-ньех-ньех. Звук не похож на человеческий, но ни от одного животного в этих лесах я такого не слышала. Это звук прямиком из ночных кошмаров.
Я обвожу прямоугольником характеристику звука в анкете. Все правильно. Согласно более поздним свидетельствам, Бессердечный Человек хихикает перед тем, как напасть на очередную жертву. Его легенда эволюционирует. Я помню только крики.
Аманда продолжает рассказ:
– Рейчел до боли сжимает мою руку. Впивается в меня ногтями. Ее теплая моча растекается по дну палатки, пропитывает мои джинсы, но мне все равно. Я ничерта не делаю с этим. Не могу. Потому что как только шевельнусь или издам звук, эти зловещие шаги ускорятся, нечто распахнет дверь спальни, и я не знаю, что тогда произойдет.
Она замолкает. В уголках глаз блестят слезы, Аманда хватается за рукав свитера и вытирает их.
– Рейчел… Рейчел больше не может этого выносить. Она лезет на меня, просит дать ей GPS-маяк. Шепотом умоляет активировать его, а я пытаюсь зажать ей рот рукой, заткнуть это свистящее шипение, но она в отчаянии. Она сопротивляется.
Шаги ускоряются. Тяжелый топот, смешанный со скрипом половиц приближается к нам. Я шепчу Рейчел, что если мы активируем маяк, он начнет пищать.
Аманда как завороженная, не отрываясь, смотрит на бетонный пол. Слезы текут по ее лицу. В глазах женщины что-то мелькает, мне кажется, отвращение к себе, но я не уверен. Но мне это знакомо.
– Продолжай.
– Рейчел вырывает у меня маяк. Нажимает на все кнопки, и он начинает работать. Начинает пищать. Сигнал отправлен. – Голос Аманды срывается, губы дрожат… – Дверь спальни открывается. С таким долгим, протяжным визгом… мы замираем. Тишину разрывают только скрип петель и писк маяка. Я хочу кричать. Хочу бежать. Думаю, мы обе этого хотим, но слишком напуганы. Парализованы.
Аманда судорожно сглатывает.
– Я держу палец на перцовом баллончике. Использовать его в палатке было бы самоубийством. Нам будет ровно так же хреново, как и той твари, что стоит сейчас в дверях, но, если придется, я это сделаю. Секунды тянутся одна за другой, все, что мы слышим, – писк маяка, стук дождя и раскаты грома.
А потом снова… Хихиканье. Быстрое и хриплое. За ним следуют шаги, и теперь, в одной комнате с нами, они буквально оглушают. Палатка трясется. Вся комната ходит ходуном. Так темно, что мы не можем разглядеть даже тень существа, но скоро нам это будет без надобности. Шаги кружат вокруг палатки, а затем… палец прижимается к брезентовой стенке и ведет по ней.
Чем бы это ни было, оно начинает принюхиваться. Втягивает воздух сначала тихо, а потом все громче и громче, настойчивее. Я понимаю, что это не человек, а какой-то зверь. Оно звучит по-звериному. Дико. Голодно.
Аманда закрывает глаза и обхватывает голову руками. Она стонет. А когда снова поднимает голову, ее глаза пусты.
– Рейчел срывается. Она вопит. Кричит, чтобы оно оставило нас в покое. Кричит, что у нас пистолет. Врубает фонарь и орет на него, чтобы оно отвалило, пошло к черту, провалилось в ад…
– Предположу, что в этот момент все идет не очень хорошо.
– Не знаю. – Аманда нервно потирает руку.– Кажется, что это сработало. Тварь уходит.
– Что, прости? – Я отпускаю планшет на колени. – Он ушел? И что, все? – Я сжимаю ручку так сильно, что костяшки белеют. Не может быть. Она что, даже не видела его?
– Оно вышло из комнаты, – говорит Аманда тихим голосом. – Вышло в гостиную и остановилось там. Не покинуло хижину. – Ее голос дрожит. – Оно решило подождать. И ждало, пока ему не надоело.
И вот тогда разверзся ад.
~
Оригинал (с) Born-Beach
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
